При этих словах он открыл узкую дверь, которую никто не сумел бы заметить.
— Войдите, друзья мои, — прибавил он мягко.
Брингер вошел вслед за раджей. Он остановился у порога и зажмурил глаза. Потом открыл их, но поднял инстинктивно руку для защиты их.
— Разве я был неправ, предупреждая вас?
Брингер нечего не ответил. Смутно видел он фигуру мусульманина, смутно — как сквозь туман, лицо раджи, с игравшей на нем холодной и противной усмешкой и, наконец, Рамигани, который стоял рядом с ним, полуоткрыв рот, вокруг линий которого играла жадность.
Это глухо вопиющая жадность отрезвила Брингера. Азиат разбудил европейца.
В помещении, куда они вошли, горело столько ламп, что в нем вовсе не оказывалось никакой тени. Стены комнаты, из чёрного мрамора, были пусты, Пол был весь покрыт коврами, которые почти что пропадали для глаза из-за обилия широких блюд, стоявших вплотную одно к другому. Все они были изготовлены из дорогих металлов: белое серебро — рядом с серым, темное золото — рядом с болезненно бледным, и темно-зеленой бронзой. Каждое блюдо, которого не смогла бы поднять женщина, было наполнено редкими драгоценными и полудрагоценными камнями, в оправах и без, от величины просяного зерна до величины маисового.
— Думаете ли вы, что эти камни достаточно хороши для того, чтобы ими написать имя княгини в мрамор? — спросил раджа громко.
— Они были бы достаточно красивы для украшения живущих, — произнес серьезно Брингер.
— Да. У него лучшие связи с индийскими камнеторговцами. Но не стоит ему показывать своего удовольствия. Каждое слово изумления и восторга стоит тысячу рупий, а он и так не дешев.
Магомет следил внимательно за ними.
— Прошу твоего друга присесть, — сказал он любезно.
— Мой друг не сядет, венец ювелиров, прежде чем ты покажешь ему свои лучшие сокровища.
— Не скупись, избранник Божий! Не ставь меня в неловкое положение, ибо я обещал ему, что он увидит то, чего еще никогда не видал. То, что находится здесь, не лучше того, что носят в впадинах глаз мои кони. В ноздрях моих танцовщиц сверкают более крупные изумруды, чем я вижу здесь, а в их браслетах есть такие сапфиры, которых я не вижу у тебя. Мне было бы неловко подарить своим женам то, что разостлано перед нами, потому что последняя из них могла бы сказать: «постыдись, скупец».
— Твой друг думает иначе, — сказал с хитрой улыбкой купец. — Его глаза радуются виденному.
— Магомет Бен-Гассан, мой друг вежлив, и никогда не покажет своего разочарования, даже если бы оно было больше моего изумления! Позволь мне поклясться бородой пророка, что мое терпение скоро иссякнет! Я не потому приехал сюда на слоне, по пыли и удручающей жаре, чтобы меня и моего друга постигло такое разочарование, о перл среди купцов! Ты прислал ко мне посыльного, у которого хватило нахальства сказать мне, что будто бы тебе удалось собрать такие сокровища, перед которыми блекнут звезды. Я пришёл, потому что поверил твоим словам, и что же я нахожу? Саад Ибн-Саид, живущий на берегу Гопура, имеет в своей маленькой лавочке больше прекрасных камней, чем ты, Магомет Бен-Гассан, в своем хвастливом подвале.