Сначала я решила, что она ошиблась адресатом, я прекрасно понимала, что в спешке по ошибке можно отправить эсэмэску, адресованную одному человеку, – другому. Потом я рассмотрела параноический вариант происшествия (это не случайная ошибка, а подлая уловка, призванная дать мне понять, что вот, мол, другие авторы продолжают писать и даже присылают рукописи). Потом я вернулась к первому предположению и не потрудилась ответить. Издательница сама заметит ошибку.
Но в ночь с воскресенья на понедельник я получила от нее новую эсэмэску:
Только что закончила. Рискованно и потрясающе. Браво. Утром позвоню.
Я подумала, что она слишком далеко зашла. Могла бы быть повнимательнее и не посылать неизвестно что неизвестно кому.
Я поразмыслила над возможными вариантами ответа, от наиболее простого: «ошиблись адресатом», до самого убийственного – «слишком поздно, я уже договорилась в другом месте», но в конце концов не ответила вовсе. Кто-то из авторов написал «рискованный» и «потрясающий» текст, понравившийся моей издательнице… Я злилась на себя за испытываемую зависть, ревность, это выглядело жалко и по-ребячески. Но я это испытывала. Другие писали какие-то рискованные и потрясающие вещи, а мне от этого становилось грустно.
Утром мне позвонила издательница. Я даже слова вставить не успела, как она с упоением пустилась в восторженный, взволнованный монолог; она в смятении, это по-настоящему интеллектуальный текст, она прочла на одном дыхании, не в силах оторваться, это было волнующе и увлекательно, без сомнения, это лучшее, что я написала, так что все эти тревоги, опасения, что я дошла до конца пути, совершенно бессмысленны, она убеждена, это начало нового цикла.
Наконец, мне удалось перебить ее, чтобы отчаянным голосом вставить, что я не писала текста, о котором она говорит. И, чтобы назвать вещи своими именами, добавила:
– Я ничего тебе не посылала, Карина, понимаешь? Ничего. Это была не я.
От удивления она хихикнула, я знаю эту ее манеру, она является одной из причин моей привязанности к издательнице:
– Ну да, понимаю, кстати, в твоем тексте особенно волнует именно это размышление между строк об авторе и его двойниках, этих романных персонажах, с которыми ты сталкиваешь читателя лицом к лицу…
Я опешила. Что за чертов текст мог оказаться в ее руках? Я постаралась придать своему голосу максимальную твердость, чтобы повторить, что я НИЧЕГО не написала за последние три года и не посылала ей никакой рукописи. Она снова прыснула, прежде чем ответить с нежностью:
– Не уверена, что мы сможем придерживаться такой позиции перед средствами массовой информации, но, если желаешь, можно об этом поговорить. В любом случае я хочу, чтобы ты знала, как я в тебя верю. Я сейчас же перечитаю роман, и мы встретимся, когда захочешь. Это хорошо, по-настоящему хорошо…