Я бросила трубку. Она тут же перезвонила и оставила теплое и утешительное сообщение. Она понимает, что мне непросто, текст на грани, он играет с огнем, но именно в этом его сила.
Не знаю, сколько времени я неподвижно просидела на диване. В этом состоянии оцепенения. Вперив взгляд в пустоту, неспособная согнуть ноги или вытянуть руки, закутаться в лежавший рядом со мной плед. Достаточно долго, чтобы ощутить, как постепенно охлаждается мое тело. Как все больше леденеют мои пальцы.
Именно холод вывел меня из этого состояния. Я встала. Спина онемела, колени не разгибались. Чтобы избавиться от мурашек в занемевших ногах, я потопала по полу.
И вдруг я поняла.
Л. вместо меня написала этот текст и послала его.
Л. написала «потрясающий» и «рискованный» текст, вызвавший у издательницы небывалый восторг.
Л. завладела моим именем, чтобы написать текст, несравненно лучший, чем все, что написала я.
* * *
Хотелось бы мне суметь описать выражение лица Франсуа, когда я попыталась объяснить ему, что моя издательница получила текст, который надеется напечатать к новому сезону, автором которого я якобы являюсь, хотя не написала в нем ни единого слова.
В те несколько секунд, когда он вновь осознал, в какое непосильное дело впрягся (и это было не в первый раз). В тот миг сомнения и, должно быть, отчаяния, прежде чем он задал мне вопрос, выразивший состояние его духа:
– Это еще что за история?
Думаю, спустя неделю он встретился с моей издательницей, и ей удалось убедить его, что в ее распоряжении находилась рукопись высокого качества, авторство которой, по ее мнению, не вызывало никаких сомнений. Полагаю, они обсудили причины, по которым я могла утверждать, что не писала этого текста, возможно, встал вопрос о моей уязвимости после появления последнего романа и полученных мной анонимных писем, о том, как я уединилась, замкнулась в себе, о моих фобических и параноидальных поступках, о моих причудах. И о том страхе, который я, несомненно, испытывала при мысли снова оказаться на виду. Вообще-то все это было правдой. А посему можно было сделать вывод, что лучше подождать, когда я почувствую себя способной смириться с этим текстом, взять его на себя.
В тот день, когда я рассказала Франсуа, что у Л. был доступ к моему компьютеру, к моему личному дневнику, ко всему, что я прежде написала, и что, без всякого сомнения, она и есть автор полученного моей издательницей романа, у него сделалось такое снисходительное выражение лица, какое бывает, когда он не хочет спорить со мной.
Из любезности он задал мне несколько вопросов об Л. (он уже задавал их мне, когда я вышла из больницы). За каждым из его вопросов скрывалось сомнение.