Как-то вечером Л. сказала, что умеет с первого взгляда распознавать людей, ставших жертвами насилия. Не только физического. Людей, чья жизнь, личность были поставлены кем-то под угрозу. Она умела различать в них какую-то стесненность, скованность в движениях, «расшатанность» в прямом смысле этого слова. Нерешительность, неуверенность, слабое место – чего никто, кроме нее, похоже, не замечал.
Приближалась зима, и у Л. было полно работы. Я же пользовалась моментом, чтобы вооружиться новыми, более или менее правдоподобными предлогами. Еще отсрочить. Я отговаривалась тем, что якобы что-то готовлю, продолжала придумывать какие-то исследования, наброски.
Я не знала, что должно будет пройти еще два года, прежде чем я буду в состоянии создать новый текстовый файл и написать фразу, содержащую больше трех слов.
* * *
В период между рождением детей и годом, когда мы с их отцом расстались, я сделала десяток фотоальбомов, каждый по пятьдесят страниц. Потом я тоже фотографировала, иногда распечатывала снимки, но прекратила систематизировать и наклеивать их. Позже я могла бы предложить различные гипотезы связи нашего расставания и прекращения составления альбомов, но это другая история. Если однажды у меня начнется пожар, я думаю, что вынесу их раньше книг, раньше писем, раньше всего остального. Они составляют бесконечно ценную часть моей жизни, нашей жизни. Они эпицентр моей ностальгии, хрупкая защита в сердце моей памяти. Часто, открывая их, я думаю, что мне хотелось бы описать то минувшее время, образ которого является свидетелем одновременно столь точным и столь беспомощным.
Когда наступила зима и дала о себе знать угроза праздности, я задумала вернуться к составлению альбомов. Много лет отделяли меня от последнего. Я потратила почти два дня на поиски магазина, торгующего моделью, похожей на те, что имелись у меня. Потом еще два дня на разбор фотографий, сохраненных в основном в цифровом формате. Файлы были разбросаны на разных, более или менее устаревших носителях. Распечатав фотографии, я разложила их на столе в гостиной рядом с девственными альбомами, которые мне теперь предстояло заполнить. На самом деле, думала я, это не слишком отличается от процесса письма: выбранные, упорядоченные, распределенные по страницам изображения проявят восстановленную историю.
В тот день, когда я взялась наклеивать отпечатки, в дверь позвонила Л.
Фотографии, рассортированные по годам, были разложены передо мной. Л. присела рядом, потом заинтересовалась ближайшей к ней пачкой. Это оказалась подборка относительно недавних фотографий, запечатлевших заляпанного грязью после мотокросса Поля, и множество изображений Луизы в окружении друзей из выпускного класса во время зимних каникул. Похожа на тебя, сказала Л., с взволнованным вниманием разглядывая Луизу. Тогда я подумала, что Луизе сейчас столько лет, сколько было нам с Л., когда мы познакомились. С тех пор как Л. призналась мне, что мы учились в одной группе, мы обсуждали это всего пару раз. У меня не было никаких воспоминаний о ней, и мне казалось бестактным возвращаться к этой теме. Не хотелось бередить рану.