Мы вышли из сада к маленькой рыночной площади. Было очень жарко, и под навесами сидели только несколько аравийских торговцев, предлагая свой товар: пряности, дешевые украшения, амбру, индийские ножи, тонкой выделки кожу и шерстяные ткани. В пыли лежали, подобрав под себя ноги, их бурые развьюченные верблюды крупной и выносливой породы, привезшие все это через пески и Хиджасские горы по караванному пути вдоль Эритрейского моря. Верблюды тоже продавались. Остальные купцы и лавочники в прохладе каменных домов ждали вечернего часа, чтобы начать торговлю, когда спадет жара и на площади закипит жизнь.
Я предложил Охийе остаться на берегу и переночевать в амбаре, чтобы немного отдохнуть и выспаться перед дорогой обратно к берегу Соленого моря, но он ответил, что не может позволить себе праздность и должен немедленно возвращаться к братьям, чтобы рассказать им о встрече со мной и разгаданной загадке смертоносной буквы. Он поклонился мне, коснувшись рукой земли, и пошел, не оборачиваясь, по улице.
Да, ессеи неистребимы так же, как неизбывна мировая скорбь. Пройдут века, но они будут продолжать расселяться по городам и весям и строить свои обители, распространяя учение, которое уничтожает молодость, разум, любовь и красоту ради какой-то недостижимой цели, а Бог будет то плакать над ними, то смеяться, то в ярости уничтожать их с помощью алфавита.
Думая об этом, я стоял и долго смотрел вслед старику-ессею, пока меня не вернул к действительности скрип колес тележки городского водовоза.
Вечером за трапезой я рассказал ученикам о людях, пришедших ко мне в течение дня. Матфей достал письменные принадлежности и кусок кожи и, как обычно, записал на нем свои спутанные мысли, выдавая их за мои деяния.
Шелковую материю пьяницы из Гуш-Халава я подарил Иуде, и он очень обрадовался.
Андрей и Филипп пожаловались, что их оскорбил какой-то зажиточный человек в Вифсаиде. Днем раньше они пришли к нему в дом проповедовать разумную свободу, он сначала заинтересовался, а когда они упомянули мое имя и попросили что-нибудь перекусить, то рассвирепел, велел своему огромному слуге-негру «вышвырнуть за порог этих поганцев» и крикнул: «Клянусь, что лично позолочу позорный столб для проклятого Йесуса, который торгует своей собственной дочерью!»
Негр ревностно выполнил указание.
Выяснилось, что за несколько дней до этого в Вифсаиде действительно появился какой-то очередной бродяга, выдававший себя за меня, и при нем была юная девица, его дочь, с которой он не только спал как с женой, но и предлагал всем желающим познать ее в ближайших кустах за небольшую плату.