Однажды утром субботнего дня я пришел без учеников в синагогу, когда старый раввин Авдон собрал там довольно много народа, чтобы потолковать о Торе и городских делах. В молитвенном зале, куда широким столбом падал свет солнца из круглого окна над дверью, символизирующего око Господне, собрались, расположившись на скамьях, почтенные кафарнаумские старцы с длинными бородами, мужчины и юноши, среди которых я заметил молодого светловолосого римлянина в тоге, окаймленной пурпурной полосой, – он внимательно слушал Авдона. Восседая перед народом, раввин объяснял какую-то молитву.
В нише у южной стены сидели несколько женщин, завернутых в длинные одежды.
Я удивился, увидев среди евреев римлянина, а старый раввин с презрением покосился на меня. Он не мог выгнать меня из синагоги, как и не мог запретить мне молиться Богу вне ее стен.
Я сел среди всех и сделал вид, что внимательно слушаю Авдона. В ладони у меня была зажата ракушка с отломанным острым краем, которую накануне я подобрал на берегу. Я ждал подходящего момента, чтобы укрепить свою репутацию учителя. Я уже не помышлял о тихой жизни, которую можно вести, копаясь в огороде или приготовляя простые снадобья, а снова хотел по мере сил изменить наш духовный мир, с каждым днем все больше казавшийся мне кувшином с прогорклым маслом, которое выдают за лекарство от всех болезней скудоумные законоучители, погрязшие в суесловии и страхах. О них сказал Давид: «Нет в устах их истины, сердце их – пагуба, гортань их – открытый гроб, языком своим льстят».
Авдон закончил объяснять псалом и заговорил о том, что надо уважать римскую власть, не бунтовать, больше думать о том, как спасти свою душу, и меньше критиковать новые законы.
– Не забывайте, что все тайное становится явным, – вещал Авдон. – Только что пришло известие о том, что был раскрыт заговор против великого императора Тиберия, власть которого дарит нам благоденствие. Лукавый Луций Элий Сеян покусился на власть и был казнен! Очень справедливо! Помните: любая власть от Бога, ничего не бывает просто так. Ведь даже царь Ирод Великий построил в Кесарии храм императору Августу.
– Сожалею об этом, Авдон, – сказал я и встал со своего места. – Негоже нам строить храм человеку только потому, что он наделен властью.
Раздались одобрительные реплики старцев. Это меня ободрило.
– Я просто призываю всех быть дальновиднее, – начал оправдываться Авдон, и его лицо покраснело от напряжения. – Я говорю о том, что главное для нас – это сохранить семьи и нашу веру, а не бороться с тем, что невозможно победить. Наш удел – тихая молитва…