Иногда, редко, было страшное. Ее распятое тело, дышащая в лицо зловонная морда…
Неужели ее малыш, ее Соколик?… Она твердо знала — нет. Ее сын не был плодом надругательства, он был желанным и драгоценным с момента зарождения внутри нее. Это чувство не могло быть обманным, оно шло не от памяти, предавшей ее, а из самых глубин ее материнства, которые не могли ни обмануть, ни предать.
Значит, она любила и была любима.
Прошлое было скрыто за плотной завесой, проникнуть за которую ей не помогали никакие усилия.
Но иногда, в лесу… Именно в лесу в завесе как будто мелькали прорехи, и что-то смутно чувствовалось сквозь них.
Небо, синее и высокое в окошке причудливо сплетенных ветвей.
Изогнутый ствол, шершавый и старый, корявый, бугристый, а вдоль — рожденная им веточка, стройная, вся в нежных молодых листочках.
Ветка, сияющая золотом, пушистая в случайно пробившемся луче на фоне непроглядной лесной темноты.
Внезапно увиденное, все это вдруг отдавалось острой болью и радостью в сердце, чувством, что она не одна, что рядом стоит тот, кого она вот-вот вспомнит, потому что любит больше жизни.
Но это быстро проходило, как будто приоткрывшуюся завесу задергивала чья-то проворная и злая рука.
И Найдена продолжала все свободное время, которого у нее было немного, упорно бродить в лесу.
Однажды весной она увидела лесные ирисы, нежнейшие.
Они встречались в лесу ей и раньше, и каждый раз волновали, но, видно, встречались не так.
Освещенная солнцем полянка, бугорок, похожий на клумбу, весь заросший…
— Это тебе!
— Это тебе!
Одновременно.
Это тебе, Илья, любимый! Это тебе, Алена!
Алена! Ее зовут Алена, а его — Илья! Вместе с именами она вспомнила все. Илья! Как же долго она была без него. Где он, что с ним? Воспоминания продолжали накатывать. Он спас ее и мыл в ручье. Она схватилась двумя руками за ожерелье, подаренное им. Старуха, зеркало, обман. Конечно, обман, она же чувствовала: не могли помешать богатырю спасать Русь те, кто ждал и любил дома! Почему она не подумала об этом — тогда? Что за морок заставил ее не думать? И у ангела корчилась маска, а что за ней скрывалось?
Что ты наделала, Алена, со своей и его судьбой?
Она бежала к дому, к мельнице, не разбирая дороги. Скорее, скорее, сказать Соколику, кто его отец! Они найдут Илью, найдут вместе, не может быть, чтобы он перестал любить ее!
Она с разбегу провалилась в яму, наполненную по-весеннему ледяной водой. Выбралась, не задумываясь, побежала дальше, не замечая дрожи, ветра от холодной, открывшейся по пути к мельнице реки.
Когда прибежала, мокрая, в ознобе, мельничиха заохала, стала кутать, отпаивать отваром травок, да поздно было. К вечеру Алена металась в жару, никого не узнавая. До этого успела сказать, что она — Алена, сын ее — сын Ильи Муромца, и к утру сгорела.