Они отстранились друг от друга, ее рука все еще лежала на его щеке. Прерывистое дыхание заполняло пространство между ними.
— Габриэлла, — повторил Алекс. — Ты не представляешь, чего просишь. Понятия не имеешь, что делаешь.
Она нежно прижалась к нему лбом.
— Я хочу заняться любовью. Я знаю, что это, Алекс. Секс. Я никогда не хотела близости раньше.
— Я не могу ничего тебе предложить. Я не могу давать обещаний, так как могу их лишь нарушать.
— Мы не знаем ничего, кроме того, что происходит прямо сейчас. Я видела лицо моей бабушки. Я знаю, что она о многом сожалеет. Но я не думаю, что она пожалела о связи с Бартоло. — Габриэлла знала, что эти слова были равносильны признанию в любви.
— Я худший из грешников. Я обрек сводного брата на жизнь вне семьи. Я стоял на его пути.
Заставил его почувствовать, что он никогда не будет нам близок. Он сказал мне это сегодня вечером. Этот грех на мне, Габриэлла.
— Алекс…
— Во мне кровь моего отца. Я много работал, чтобы преодолеть эгоизм. Верь мне, когда я говорю, что не буду жалеть о сегодняшней ночи. Мое благородство лишь маска. Но ты, Габриэлла, ты обязательно пожалеешь о нашей связи.
— Может быть. Завтра. Но не сейчас. Единственное, что у нас есть сейчас, — это ночь.
Дикий звук вырвался из груди Алекса, и он оказался над ней, а его руки — по обе стороны от ее плеч.
Она положила свою ногу на него сверху, чтобы удержать его, хотя вряд ли ей это бы удалось. Все равно, он должен был знать, что она хотела его. Отчаянно.
— Алекс, — сказала она, его имя прозвучало как молитва. Она захватила его лицо руками, глядя на него, пытаясь увидеть, что он думает, даже сквозь тьму. — Разве ты не знаешь, как сильно я тебя хочу?
Он напрягся, слегка отстраняясь от нее. Ее сердце бешено стучало.
— Алекс, — произнесла она снова, готовая умолять. Если понадобится.
Он включил свет.
— Если я буду грешить, то собираюсь делать это с открытыми глазами, — сказал он. — Если я собираюсь заняться любовью, то хочу смотреть на тебя.
Она облегченно вздохнула, ее руки скользнули по его шее.
— Я рада.
— О, поверь, ты не обрадуешься. Габриэлла, я слишком стар для тебя, слишком измучен, слишком устал. Я не могу ничего тебе предложить. Это странно звучит. Я миллиардер. У меня денег больше, чем я мог бы потратить за всю жизнь. У меня все есть. И многие годы этого было достаточно. Я общался с теми, с кем хотел и когда хотел. У меня был полный контроль над своей репутацией. Я пользовался ею, когда мне нужно. Но сейчас… все это не имеет никакого смысла сейчас.
— Ты сам… только ты сам сейчас важен мне.