— Ты тоже очень красивая девушка, и успокойся пожалуйста, никуда я не денусь.
Взяв ее за руку, я слегка ее сжал, протянув другую руку, запустил пальцы в ее волосы, стал перебирать ее невесомые пряди, впитывая нежность ее глаз, нежности было так много, что грубая корка старого циника стала растворяться под магическим действием ее взгляда.
— Я сегодня с тобой буду спать, просто боюсь тебя оставить…
— Хорошо, — сказал я — можешь даже привязать меня веревкой.
— Если бы я не упала с моста, мы бы никогда не встретились, какой ужас…
Ее совершенно заклинило на этих ужастиках, надо было ее как-то отвлечь.
— А помнишь, когда спасатели спускали тебя на корабль, подол твоего платья взлетел вверх, и как ты ругалась за то, что я смотрел на твои ноги?
— Это из-за тех детских трусов, — оживилась Маша — я бы ни за что их не одела, но мама торопилась и сказала: "Кто их увидит? Вернешься переоденешь" и, как на зло, ты увидел! А ты смотрел только на ноги?
Да я, конечно, видел твои трусики в синий горох, но не обратил на них внимания, твои ножки привлекали меня гораздо больше.
Маша засмеялась, она придвинулась ко мне поближе и тоже пустилась в воспоминания:
— А помнишь, как Томас нас помирил и отвел в свою каюту, а ты никак не соглашался со мной дружить? Я тогда подумала: ни за что не упущу такого парня! Ну и кто оказался прав?
— Ты конечно. Имея такие аргументы, — я, погладил ее по бедру — твоя победа была предопределена.
Маша засмеялась уже в полных голос, придвинулась ко мне вплотную, одной рукой обняла меня за шею, а другой рукой обхватила торс прижимая меня к себе.
— Я сейчас буду тебя целовать — она очень близко заглянула мне в глаза — и попробуй только сказать что-нибудь против.
Она очень нежно поцеловала меня, и я ответил, она отстранилась, оглядела мое лицо и опять поцеловала. Открылась дверь, в комнату вошла Нина Александровна, я было дернулся, но Маша и не подумала меня отпускать, мама Маши посмотрела на меня с иронией и спросила:
Ну что, больной не безнадежен?
Очень трудно поддается лечению, — поддержала маму Маша — приходится прибегать к очень приятным процедурам.
Ладно, долечишь его в следующий раз, идемте ужинать.
Ужин прошел в спокойной обстановке, дед был благодушен, хоть и посматривал на меня с каким-то нездоровым интересом, когда закончили, дед спросил меня:
— Ну что, порадуешь старика? Спой что нибудь для души!
Пока Маша бегала за гитарой, я решил похулиганить, специально для деда исполнить песню Владимира Семеновича "Притча о Правде и Лжи".
Нехорошо, конечно, при живом авторе, но здесь, в Америке, я ему не конкурент. Получив гитару из рук Маши, я сделал несколько пробных аккордов и сказал: