Но она не закончила фразу, потому что Изабель сорвалась с места и умчалась так рьяно и быстро, что кипарисы потом дрожали еще пару минут. Наблюдая за этим сумбуром деревьев, Лора подумала, что их словно выбило из равновесия и теперь они даже не знают, как обрести прежнюю форму.
В гостевой комнате было темно, жарко и душно: окна закрыты, шторы плотно задернуты. Пара рваных заношенных сланцев валялась на куче засыхающей сорной травы на полу. Рыжие локоны Китти струились по комковатой подушке в грязных разводах, руки в россыпи мелких веснушек обнимали Нину, которая лежала на боку, прижимая к груди плюшевого кролика — словно цепляясь за последнюю ниточку, связывающую ее с детством. Изабель знала, что Нина не спит, а лишь притворяется спящей под простыней, подозрительно напоминающей накрахмаленную белую скатерть. Или белый саван.
— Нина, вставай.
Голос Изабель прозвучал резче, чем хотелось бы ей самой.
Китти открыла глаза и прошептала:
— Ночью у Нины начались месячные, и она пришла спать ко мне.
Двум сонным девочкам было хорошо и спокойно в объятиях друг друга. Изабель заметила на полке книги: пять-шесть изрядно потрепанных томиков, все — сборники стихов ее мужа. Две бледно-розовые розы стояли в стакане с водой на тумбочке у кровати. Розы, которые могли быть срезаны только в саду Маделин Шеридан, разбитом в память об Англии здесь, во Франции.
Изабель вспомнилось странное замечание Китти в их вчерашнем утреннем разговоре после совместного заплыва в бассейне: «Поэзия Джо представляется мне разговором лично со мной». Какие у Китти Финч могут быть разговоры с ее мужем? Надо ли растолкать дочку и увести ее из этой комнаты, где жарко, как в парнике? Очевидно, Китти специально удерживает тепло для согрева растений. Она создала себе маленький, жаркий, хаотичный мирок, наполненный книгами, фруктами и цветами, крошечное независимое государство на гостевой вилле, где на стенах развешены репродукции Матисса и Пикассо, криво вставленные в самодельные рамы. Два пушистых шмеля ползали по желтым шторам в поисках открытого окна. Шкаф был открыт, в его темных глубинах белела короткая накидка из перьев. Худенькая, стройная и красивая, в драных сланцах и вылинявших летних платьях, Китти Финч везде чувствовала себя как дома. Изабель так и стояла в растерянности, не зная, что делать. Надо ли ей настоять, чтобы Нина поднялась с постели и вернулась наверх в свою одинокую чистую комнату? Если вырвать ее из рук Китти, это будет жестоко. Изабель склонилась над дочкой и поцеловала ее в темную бровь, которая легонько подергивалась.