– А я тут увлекся йогой. Не помню, писал тебе об этом?
Мать и братья закивали. Письма Реймонда были переполнены подробностями о его новом увлечении. На протяжении нескольких лет семья мучилась излияниями «младшенького» по поводу того, как он приобщался к буддизму, затем – к исламу, а потом – к индуизму. Письма изобиловали описаниями медитаций, его открытий в области кунг-фу, аэробики, тяжелой атлетики, строгого поста, и, разумеется, в них он сообщал о стремлении стать поэтом, романистом, певцом и музыкантом.
Что же касается последней страсти, сразу становилось ясно, что пост и аэробика отошли на задний план. Реймонд так сильно поправился, что штаны буквально лопались сзади.
– А ты шоколадное печенье привезла? – спросил он мать. Реймонд просто обожал шоколадное печенье с ореховой крошкой.
– Нет, милый. Ты уж прости. Страшно замоталась.
– Раньше ты всегда привозила шоколадное печенье.
– Извини.
В этом был весь Реймонд. Терзал мать расспросами о какой-то ерунде – и все это за несколько часов до казни.
– Ладно. В следующий раз, смотри, не забудь.
– Не забуду, дорогой.
– И вот еще что. Талуя может появиться в любую секунду. Она будет просто счастлива увидеть вас всех, потому как раньше вы всегда отказывали ей. Она тоже часть нашей семьи, что бы вы там про нее ни думали. Так что в качестве одолжения в этот несчастливый миг моей жизни прошу вас быть с ней полюбезнее.
Леон с Бутчем промолчали, Инесс же выдавила тихо:
– Да, дорогой.
– Когда выберусь из этого чертова места, мы с ней рванем на Гавайи и заведем там десять ребятишек. Ни за что не останусь в Миссисипи после всего этого.
Тут впервые за все время Леон взглянул на часы и с облегчением подумал, что мучиться им осталось часа два, не больше. Бутч тоже размышлял, но совсем о другом. Его грела одна весьма занимательная мысль: может, лучше задушить Реймонда прямо сейчас, избавив тюремщиков и власти от этой обязанности?..
И тут вдруг Реймонд поднялся и заявил:
– Послушайте, мне не мешало бы встретиться с адвокатами. Через полчасика вернусь. – И он подошел к двери, распахнул ее, потом протянул руки, чтобы на них надели наручники. Дверь за ним закрылась. Инесс сказала:
– Думаю, теперь с ним все в порядке.
– Знаешь, мам, нам лучше вспомнить слова начальника тюрьмы, – заметил Леон.
– Реймонд просто себя обманывает, – добавил Бутч. И тут Инесс снова заплакала.
Капелланом оказался католический священник. Он скромно представился семье как отец Лиланд. Они попросили его присесть.
– Глубоко сожалею, – мрачно произнес священник. – Это самая тяжелая моя миссия.