Тим обнимает даму за костлявые плечи:
– Прости, Дотти, но это правда. Я покидаю вас, чтобы проводить больше времени с семьей. – Последнюю фразу Тим произносит пафосным «киношным» голосом.
– А это… – Другая дама приглядывается ко мне. – Ах да, дочь сенатора! – Она снова смотрит на Тима: – Твоя подружка? Очень милая.
– Увы, Дотти, она принадлежит другому. Я тоскую по ней издалека.
Тим начинает запихивать бумаги и, как я замечаю, офисные принадлежности себе в рюкзак. Я брожу по штабу, беру посмотреть листовки, значки с маминым портретом и кладу обратно. Наконец я заглядываю в тихий мамин кабинет.
Мама любит комфорт. Кресло у нее – образец эргономичности, из хорошо выделанной кожи. Стол не офисный из серого металла, а дубовый резной. Вот ваза с красными розами, вот семейная фотография – мы с мамой и Трейси в рождественских костюмах из атласа и бархата. Вот большая корзина с садовыми инструментами, красиво упакованная в блестящий зеленый целлофан. При ней открытка с надписью: «С благодарностью за поддержку от коллектива "Лужаек Риджио"».
На пробковый щит кнопкой приколоты два билета на бродвейское шоу, а с ними записка: «В благодарность за Вашу заботу позвольте пригласить Вас на красочное представление. Боб и Мардж Консидин».
Вот визитка с посланием: «Спасибо, что рассмотрели наше предложение. Подрядная фирма Карлайла».
По каким правилам проводят избирательную кампанию, я не знаю, но, по-моему, все это неправильно. У меня аж под ложечкой сосет. Тут заходит Тим. На плече рюкзак, в руке – картонная коробка.
– Пошли, детка, нужно сматывать удочки, пока не нарвались на твою маму или на Клэя. Говорят, они скоро вернутся. На стороне добропорядочной морали я совсем недавно, могу с ролью не справиться.
Мы выходим на улицу, Тим швыряет рюкзак и картонную коробку на заднее сиденье «джетты» и наклоняет пассажирское сиденье вперед, чтобы я забралась.
– Что не так с Клэем? – тихо спрашиваю я. – Он впрямь скользкий тип?
– Я его прогуглил, – признает Тим. – Для тридцати шести лет профиль серьезно впечатляет.
Тридцать шесть? Маме сорок шесть! Ясно, Клэй молод. Но из этого не следует, что он злодей. Мама слушает его, как радио на единственной доступной волне, но и это не доказывает факт его злодейства. Но… но зачем ему та шпионка? Тут ведь лишь избирательная кампания, а не холодная война.
– По-твоему, за счет чего он так быстро поднялся? – спрашиваю я Тима. – Ему же только тридцать шесть? А если он яркая звезда на небосводе республиканцев, зачем ему это мелкое сражение за кресло сенатора? В чем тут его интерес?