Она услышала взвизг тормозов и подвывание сирен – полицейские остановились рядом. С улиц и переулков доносились новые вопли – тысяча эхо, как воющие ночью псы. Распахивались дверцы. Открывались кобуры, выхватывались пистолеты. Она не обращала внимания ни на эти звуки, ни на голоса, что-то кричавшие ей, забивавшие уши приказами. Она умирала, какой теперь смысл?
– Мэм, прошу вас подняться, и медленно.
Луиза улыбнулась и раскрыла пальто.
Секундное молчание, затем кто-то сказал:
– Врача. Быстро.
Она покачала головой. Слишком поздно.
От пореза на животе, куда ростовщик вонзил канцелярский нож, поднимался пар. Из-за внезапного шока ее мускулы тогда напряглись, включая тот, что отвечал за указательный палец, и она оставила Рэга с пулей в плече. От боли даже самые простые дела стали монументально тяжелыми, и она боялась, что если будет хватать деньги и перевязывать рану, потеряет время, чтобы вернуться к Питу и отправить его в дорогу. Она должна была умереть быстро – кровь из раны не прекращала идти, – но отказывалась. Однажды она уже бросила мальчика. Больше это не повторится. Сперва она его проводит.
Это правильно.
Она рассмеялась, но смех оборвался и согнул ее пополам от боли. Ничего в ее жизни не было правильно, а кульминацией стала чистейшая неправильность последних часов. Она убила двух человек и лишилась того, кто мог ее освободить. А сына – с чужой кровью, но родным сердцем – отослала прочь, сражаться за все, что осталось.
– У нее пистолет в кармане, – выкрикнул полицейский.
Ее хватали руки, не давая соскользнуть на промерзшую землю, когда ноги не смогли найти опору на скользком бетоне. И все же она не могла сдержать задыхающегося смеха, выходившего паром, обволакивая суровые лица мужчин, растворяя их, превращая в нереальные.
– Полегче. Она тяжело ранена.
Может, думала она, это и есть моя дорога. Может, это мне и предназначено? Разве не смешно?
Она не знала и уже слишком устала, чтобы думать.
– Можете встать, мэм?
Устала держаться на плаву.
Остались только цвета.
Серый.
Просто устала держаться.
Белый.
– Она теряет сознание.
Красный.
Потом – ничего.