Особенно, если действующим лицом в этой драме был Джозеф Эликотт, то следы заметались не только хитростью, но и золотом, а последнее было сильнее первого.
Мы долго сидели молча в потемках, погруженные, в свои мысли, не решаясь признаться в поражении. Вдали шумел громадный город, и грохот его казался отголоском космического моря. И мы в нем были словно выброшенные на пустынный остров пловцы, с разбитого корабля, одинокие и растерянные.
— Юрий Павлович, — сказал я наконец, — надо ехать, голубчик. Дело проиграно, надо иметь мужество в этом сознаться. Найти человека в этой человеческой пустыне немыслимо, и, если вы правы в предположении относительно виновника, то тем более мы бессильны, и все наши попытки обречены на неудачу. Что делать, родной? Конечно, это тяжело, это ужасно, но это неизбежно. Мы проиграли… Надо ехать…
Юрий молчал несколько минут. Потом из темноты раздался его сдержанно-взволнованный голос, в котором была нечеловеческая боль и бесповоротность принятого решения.
— Я остаюсь. Спасибо вам, Дмитрий Дмитриевич, за помощь, за ваше сочувствие, за все, что вы сделали для меня. Вам здесь больше делать нечего; вы сделали все возможное. Я остаюсь. Я начну борьбу один. Я вырву ее из рук этого золотого мешка. Я вернусь с нею или не вернусь вовсе.
Спорить, убеждать его было бесполезно. Я молча пожал ему руку.
Через три дня огромный пароход, который должен был увезти меня в Европу, осторожно поворачивался, выбираясь потихоньку из сутолоки гудевшего, грохотавшего и вопившего порта, напоминая дрессированного слона, идущего между наставленной на пути его стеклянной посудой.
На пристани стоял Морев, осунувшийся, молчаливый и махал мне шляпой.
Глава IX
Таинственное радио
Дома, после первой встречи и рассказов о своем интимном, жена заговорила о Юрии. На меня посыпался град упреков. Мы вели себя как идиоты. Мы вместо того, чтобы заниматься делом, заводили какие-то сумасшедшие экзотические романы.
Я не возражал; тем более, что атака эта не была для меня неожиданной. Однако заключение этого словоизвержения меня озадачило.
— И что за наивность в конце концов — поверить искренно в какую-то драму с похищением в стиле «Тысячи и одной ночи»! И где же? В самом сердце промышленной Америки! И это чуть не в середине XX века. Воображаю, как ваша прекрасная креолка хохочет над вами вместе со своим миллиардером!
Это была совершенно новая точка зрения и притом не совсем невероятная. Я долго думал потом над нею, взвешивая все за и против. В конце концов я признал ее несостоятельной. Прежде всего я не видел в ней смысла: мисс Margaret была свободным человеком, — свободным и достаточно самостоятельным, чтобы поступать так, как ей заблагорассудится, а затем для такой симуляции надо было разыграть комедию, на которую я решительно не считал ее способной.