— Да как! Волшебный же ж… ик… чтоб его… Целовать, значит… ик… надо.
— Целовать?
— А то! Чтоб в мужика превратился. Хотя я бы в жизни не подумал, — охранник пошленько захихикал, — это как артефакт в мужика одним поцелуем превратить? Там, кажись, не в поцелуях-то дело. Мужчину мужчиной женщина делает, а иначе не-э-э-э-т… Но о том сам артефакт рассказал, когда король спросил. Хотя… может, соврал. Поглядел на принцессу, запнулся и выдал про поцелуй. Я бы тоже запнулся, когда так глядят, что прямо счас схарчат вместе с листиком.
— А когда целовать надо? — не отставала я от разговорчивого начальника.
— В ночь полнолуния, успеть нужно до рассвета. А то на рассвете — тюх, и нет его.
— Как нет?
— Испарится. Улетит на свободу, и все, нет у вас артефакта-предсказателя.
До покоев меня нес, взвалив на плечи, Фомка. Затащив в женское крыло и доперев до моей комнаты, напарник внес меня внутрь и уронил на кровать со словами: «Отдыхай! И чтобы ни-ни!»
Развернувшись, Фомка с чувством выполненного долга проследовал прочь, громко хлопнул дверью и едва не снес что-то в коридоре. Вслед за грохотом послышался недовольный голос дворцовой экономки, которая вздумала прочитать Фоме проповедь. Последовавший вскрик показал, что долго слушать напарник не стал, а, кажется, просто взвалил строгую даму на свое богатырское плечо и куда-то поволок. Как ни странно, на помощь экономка не позвала, и мне даже послышался кокетливый смех, который постепенно затих вдалеке.
— Вот нормально! Ему подвиги, а мне «отдыхай!» — Я приподнялась на руках, потом сползла с кровати и, пошатываясь и ухватившись за спинку, стада скидывать ботинки. Один улетел с моей ноги под тумбочку, второй под кровать, а платье я бросила прямо на пол. Наплевав на ночную рубашку принцессы, в которой тонула, завалилась на постель в нижнем белье.
Пьяной женщине тоже хочется либо подвигов, либо любви, потому что зачем напиваться, если ведешь себя прилично, как трезвая? Однако объект и подвигов, и любви находился далеко, где-то в дворцовом лазарете, куда я в таком состоянии не могла доползти. А еще за жертвой моего покушения вдохновенно ухаживали санитарки. Хотя, согласно последним данным, доставленным по моей просьбе в караулку, Мик ничего себе не сломал — сказались твердость врезавшегося в стены подноса и мягкость принявшего на себя удар вельможи.
Царедворец тоже попал в лазарет, но только потому, что слишком громко верещал, и ему выписали успокоительного. Мои же собутыльники еще долго ржали над очередной выходкой артефакта, а начальник припомнил все проделки солнечного духа с тех пор, как сам с ним познакомился. Когда у обоих от смеха заболели животы, Фомка уже вовсю называл предсказателя золотым мужиком, с которым вот никогда скучно не будет, позабыл напрочь про собственные шишки и требовал (почему-то от меня) быстро отыскать и обратить артефакт, чтобы было потом, с кем вместе покутить.