Вайаны собирались уехать вечером, поэтому к шести часам мы вернулись с прогулки. Это и понятно. Непонятно было другое: в тот момент, когда мы въехали во двор дома священника, Мария Елена вышла из комнаты Элизабет Вайан; я заметил их на деревянной галерее, Элизабет-Лизина, обняв Марию Елену за талию, смеялась, и Мария Елена тоже.
Прощаясь, все были возбуждены, обнимались, дата начала репетиций «Элоизы» была назначена, и все радовались, что скоро увидятся.
Когда все стихло, я спросил Марию Елену:
— Что у тебя было с Лизиной?
— Ничего, уверяю тебя, ничего.
— А что она сказала тебе по поводу Мейонна́?
— Что я могу начать работать у них, когда захочу. Или, точнее, когда моя мать захочет. Но она ее уже уговорила. Да, еще она сказала, что тебя тоже всегда рады видеть.
— А чем вы занимались все время, пока были вдвоем?
— Ничем, я же тебе сказала. Мы ничего не делали. Мы только говорили о Мейонна.
— Поклянись в этом перед Богом!
— Я не могу.
— Тогда поклянись Девой Марией и Христом!
— Она хотела видеть меня голой.
— И все?
— Она сказала, что смотрит на меня как на скульптуру.
Какое-то время я уже чувствовал запах Марии Елены — настойчивый, сильный, как будто ей хотелось говорить и исповедоваться. «Вдыхай меня, — говорил ее запах, — я сладкий, я морской, я тихо струюсь меж влажных ляжек моей госпожи, выдавая волнение и удовольствие, испытанные сегодня днем». Славный запах. Нежный запах, который раскрывает мне секреты юной девушки, которую я люблю.
Но… любил ли я Марию Елену? Я с удивлением и радостью понял это; сейчас я впервые признался себе в чувстве, которое я к ней испытывал. Ах, мне будет нелегко с Вайанами, подстерегающими, словно волки! Ладно, там будет видно, я не хочу волноваться и страдать. Сейчас мне семнадцать лет, и, слава богу, у меня все впереди.
Кем же на самом деле был месье Вайан? До сих пор, спустя столько лет, я думаю об обаянии, под которое попадаешь при первой же встрече с некоторыми людьми. Месье Вайан очаровывал меня своей легкостью. Я помню зависимость, в которую впал после встречи с этим человеком. Его власть, которую он всегда называл своей «верховной властью». Ему было пятьдесят три года, когда я впервые увидел его во время посещения супругами Грима. За три года до этого он получил Гонкуровскую премию за роман, которого я не читал, хотя и позже не прочел ни строчки из Роже́ Вайана, но я знал, что его слава была скандальной, политической, вызовом обществу. Наверное, писатели очаровывают. Даже те, которых ты не читал. Очаровывают литература, молва, крамола и имя выдающегося писателя. Точнее, в этом человеке была необъяснимая притягательная сила… Властное обаяние, дерзкое, страстное, которое усыпляло, парализовывало или очаровывало его жертву. Жертву с первой же встречи.