Мария Елена знала о своей непристойной власти. Ее рука быстро скользнула под мою одежду, поднялась к плечам, спустилась к животу; она прижалась ко мне бедром. Схватив мой член, стиснула его во рту и начала терзать его губами и ловким и сильным языком. Я был в плену. Боже правый, я извергаюсь! И, извергая свое семя ей в рот, я тем самым заключаю с ней постыдный, принудительный договор, о котором я должен забыть и бежать!
— Тебе не удастся улизнуть, голубчик, — ухмыльнувшись, сказала Мария Елена, которая все поняла. Она уловила мою мысль о бегстве. — Ну нет, дорогой господин уполномоченный, ты тоже в этом замешан. Так смотри. Полюбуйся. Теперь ты не сможешь сказать, что ничего не знал, когда полиция будет тебя допрашивать.
Она выпустила меня, слегка освежила лицо пудрой с приторным запахом; зная, что еще может сбить меня с толку, она притянула меня к себе и стала лизать мне лицо.
— А ты не изменился, приятель. Ну, иди, посмотри, что осталось от твоей красавицы из мясной лавки.
И она резко распахнула дверь в комнату, расположенную за бутиком, и втолкнула меня туда, прямо к кровати, на которой я сначала ничего не заметил. Но запах говорил сам за себя. Запах крови. Потом она зажгла прожектор. Сильный свет: на простынях, на подушке, повсюду следы, коричневые и красные пятна, поперечные отметины на белых простынях, как на теле высеченной девушки. Тяжкое телесное наказание. Здесь долго истязали, много кричали, молили о пощаде. Здесь стоял запах измученной плоти и скотобойни перед приходом уборщиц.
У меня остановилось дыхание. В носу жгло, боль поднялась в виски, в голову, я пошатнулся.
— А Жюльенна? Что ты с ней сделала?
— Ей удалось бежать. Успокойся, она не умрет. Всего несколько царапин. Сейчас она, наверное, уже спит в своей целомудренной постельке.
Головная боль усилилась. Сейчас я упаду. Гнусный затхлый запах в комнате. В то же время я почувствовал гнилостный запах пота, пропитавшего мою одежду, он сжимал мне нос. Словно путь святого сквозь все миазмы до самого последнего запаха!
На следующий день мне нужен был воздух, и я поднялся на вершины Ревермона, где мы когда-то бродили с Роже́. Уже по-осеннему холодные склоны, покрасневшие леса, труднопроходимые тропы, на которых гуляет горный ветер, продувая насквозь тело и голову. Чувствуется свежий и терпкий запах смолы от дров и запах известняка от очага, который готовы развести в любую минуту. Когда я поднялся на вершину горного хребта, надо мной кружил коршун. Посланец Вайанов? Птица не улетала, казалось, что она меня выследила и хотела передать мне свое послание… Пронзительный крик, раздавшийся несколько раз в холодном голубом небе. Крик, бесследно разорвавший лазурное октябрьское небо. Долгая тишина. Затем птица парит, планирует, еще раз свистит, смеется, издевается высоко в ледяном небе, вдали от скудного аромата склонов!