Слушая мою речь, Бергнер переставал улыбаться, а затем скептически скривил губы.
— Знаете, за что я попал сюда? — спросил он.
Я молчал.
— За ложное обвинение в шпионаже.
Он снова ухмыльнулся, а затем поправил полотенце на спинке моей койки, тяжело и медленно встал с табурета, вздохнул и пошел к выходу из палаты.
— Будете живым и почти здоровым, — грустно сказал он мне, обернувшись в дверном проеме.
★ ★ ★
Время и место неизвестны
Гельмут стоял посреди василькового поля в белой рубашке, руки его были связаны за спиной. Взвод солдат выстроился ровной шеренгой в двадцати шагах от него.
По-прежнему не было слышно ни звука, не жужжали насекомые, не щебетали птицы и не шелестела трава. Не было ветра, и даже солнце, казалось, перестало греть. Будто исчезли все лишние звуки, кроме лязга винтовочных затворов и ленивых разговоров солдат.
Сальгадо и Орловский, отдав солдатам необходимые распоряжения, подошли к Гельмуту.
— Мы не будем завязывать вам глаза, — сказал Орловский. — Иначе вы не проснетесь. Вы будете смотреть прямо на них, — он кивнул головой в сторону солдат.
— Времени осталось мало, — сказал Сальгадо, глядя на часы. — Совсем скоро вас здесь не будет.
— Где же вы будете? Интересно, — покачал головой Орловский.
Сердце Гельмута билось ровно и спокойно. Он ощущал странный прилив сил, непонятную твердость, появившуюся где-то внутри. Страха не было. Не было вообще ничего. На какой-то момент ему показалось, что и его, Гельмута Лаубе, вовсе нет и никогда не было.
— Зачем вы… — он не сразу смог подобрать слова. — Зачем вы решили разбудить меня? Вы хотели забрать меня всего. Вы хотели, чтобы меня не было.
Орловский нахмурился, снял фуражку, провел рукой по вспотевшим волосам.
— Мы уже взяли все, что нужно, — ответил он.
Сальгадо молча кивнул.
— Вы думаете, что это избавление, — продолжил Орловский. — Да, в какой-то мере это так. Но вы даже не знаете, что будет потом.
— А потом будет хуже, — сказал Сальгадо.
— Да, — продолжил Орловский. — Но зато вы будете живым. Жизнь — странная штука, не правда ли? Но она интереснее, чем этот сон. У вас уже руки затекли.
Действительно, руки очень сильно затекли, подумал Гельмут, наверное, потому что я сплю, да, потому что я сплю.
— Здесь, на этом поле, расцветет болотное сердце, — сказал Сальгадо.
Он не чувствовал жары, но увидел, как лес за дорогой начинает расплываться в горячем мареве, как в поле вспыхивают миражи дрожащими лужицами, и васильки в поле смазываются синими кляксами, и безоблачное небо становится вдруг еще синее, гуще, ярче — тоже цвета васильков, как будто его нарисовали гуашью на сыром холсте.