— Что некоторые из них? — Амарок изобразил наивность.
— Женаты. Если всплывет, что они вытворяли с Даниэль, распадется не одна семья.
— Как хорошо, что ты это вспомнил. Начни с тех, кому больше всего пришлось бы потерять.
Черный блокнот Даниэль был у него, и он намеревался поговорить с каждым, чье имя там значилось. Но Коротышка этого не знал. Кстати, интересно сравнить эти два списка — Даниэль и Коротышки. Будут ли в списке Коротышке те же самые имена, или же несколько новых?
— Это ужасно, — убитым голосом произнес Коротышка разглаживая фартук. — Ужасно для каждого из них.
— Орудующий в городке психопат — ничуть не лучше, — напомнил ему Амарок.
— А что, так и есть?
— Пока я не докажу, что и Лоррейн Драммонд, и Даниэль Коннолли убиты в припадке ревности — или же что-то в этом роде, — мы не может исключать такую вероятность.
— Погоди. — Коротышка жестом указал на куртку Амарока. — Теперь мне понятно, почему ты показал мне это фото и сказал, что этот парень давно не мальчишка. Это тот самый ублюдок, который когда-то давно убил подруг доктора Тэлбот, ведь так? Тот самый, что перерезал ей горло и оставил умирать, когда ей было всего шестнадцать лет. Ты думаешь, он явился в наш городок?
— Я этого не исключаю. Он ведь пытался убить ее снова в прошлом году. Учитывая, что, возможно, теперь он выглядит совсем не так, как на этом фото, — Амарок постучал по карману, — как мы может это знать?
— Вот же дерьмо! — Коротышка даже присвистнул и покачал головой.
* * *
Глаза Хьюго были закрыты, и он лежал неподвижно. Эвелин стояла рядом с ним, чувствуя… она не знала, что именно чувствовала. Она была сбита с толку собственными эмоциями и даже отчасти разочарована ими. Она слишком хорошо знала, чем он занимался до того, как попал в тюрьму, и потому не могла не презирать его — хотя бы самую малость.
Она сама была жертвой такого, как он, что мешало ей испытывать сочувствие, какое испытала бы к обычному человеку. И все же ей хотелось чувствовать нечто большее, нежели просто панику, при мысли о том, чем это может угрожать ее собственному положению. Пусть только он останется жив! Тогда ей не страшна никакая критика. Она не потеряет лицо и не утратит контроль над Ганноверским домом! Ей очень не хотелось лишиться его.
Когда она вошла, врачи и медсестры в палате приветствовали ее кивками, но никто с ней так и не заговорил. Все были заняты своими делами. Медсестры раздавали лекарства — от депрессии, высокого давления, высокого уровня холестерина и прочих хронических хворей. Врачи занимались мелкими травмами, вроде разбитого носа, как то случилось с одним из охранников по вине Энтони Гарзы. Хьюго был первым их пациентом в критическом состоянии, и Эвелин видела, что они понимают всю серьезность положения.