Я смотрел на почерневшее дерево, лежащее в воде, и не мог рассмотреть просвет между ним и рекой. Вода давила, билась о могучий ствол, но не могла опрокинуться выше, с шумом и водоворотами бурлила за ним. Вроде и недолго простоял там, но спины соплеменников уже скрылись из вида и я поспешил за ними.
Мы поднимались все выше и выше, изнемогая уже от жары. Не то, чтобы воздух прогрелся до духоты, он по-прежнему был свежим и прозрачным, каким бывает только в горах, но солнце жарило как в аду, трудно дышалось, тело обильно потело и чесалось. Я давно перестал обращать внимание на пейзажи и смотрел только под ноги, и почти перестал удивляться тому, как, по каким приметам, Уро удается разглядеть тропу и уверенно вести наш отряд то по лесу, то по пологим холмам, поросшим молодой изумрудной травкой.
Остановились мы только на закате у озерка стоящего подо льдом. Деревья тут не росли. Куда ни кинь взгляд — видны только валуны самых причудливых очертаний. Солнце уже не грело, и недвижимый холодный воздух медленно вымораживал все вокруг. А когда подул ветерок, мне захотелось лечь на камни, свернуться калачиком и умереть. Запылал костерок, застучали топоры об лед. Я побрел к озеру, чтобы помочь соплеменникам и сбросить странную апатию, парализующую мою волю.
Пили прямо из полыньи и, как ни странно, мне от ледяной водички стало легче. Появилась бодрость в теле и будто теплее стало… У костра погрызли подмерзшее, окаменевшее сушеное мясо и прижавшись друг к другу уснули. А утром, едва раскрыл глаза, вспомнились лермонтовские строки:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя…
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Чувствовал себя так скверно, будто вчера был избит и брошен без помощи. Еле поднялся на ноги, чтобы как-то размять окоченевшие мышцы. Вышел в путь уже смертельно уставшим и брел как слепой, различая все словно сквозь туман, не сбивался с тропы только потому, что ноги привычно ощупывали дорогу. Иначе легко можно было наступить на подвижный камень и, соскользнув с него, подвернуть ногу. Хвала Всевышнему! Мы так и не дошли до ледника. Уро остановился у стены из серых валунов. Я не сразу понял, что стена эта была воздвигнута людьми. Вначале отдышался, перекусил и лишь потом, пошел посмотреть, чем там заняты горцы.
Я видел головы Уро и Туна за стеной. Поднялся и с удивлением обнаружил, что стена — это только часть странного сооружения вроде лабиринта, сложенного из камней до груди взрослого человека, а кое-где и выше. Лезть, через те валуны не стал. Пошел искать вход. Обнаружил его сразу же: не такой уж и большой оказалось эта постройка, как с первого взгляда. У входа стояли козлы-заграждение, составленные из корявых веток связанных веревками. Стояли они чуть в стороне, но закрыть вход ими можно было быстро. Я попробовал приподнять их, пошатал и пришел к выводу, что хоть сейчас можно смело использовать козлы для пиления дров.