Любимая носила ребенка уже шесть или семь месяцев и тоже вышла в поле. Насилу уговорил, а сам, стараясь не замечать своего плохого самочувствия, присоединился к жнецам. Однообразная, рутинная работа, тем не менее, не стала скучной: я прислушивался к голосам соплеменников, их смеху и мне становилось хорошо, чувствовал какое-то тепло в душе пока вдруг, внезапно не закружилась голова. Сдерживая тошноту, я медленно побрел к лесу. «Перегрелся, наверное» — мысленно уговаривал сам себя. Остановился на опушке. Ветер мягко пронесся по зеленому травяному ковру и перебежал в осины. Осины зашептались, заволновались, с коротким шумом вздрагивая листьями. Ветер понесся дальше в темнеющую чащу. И свет померк.
* * *
Проскрежетали ржавыми голосами злодейки-сойки. Я открыл глаза. Полосы тумана плавали между черными кустами, небо обозначилось синевой. Было еще сумрачно. Лес словно вымер. Мой взгляд скользил по чахлому березняку, который спускался к болоту и переходил в осиновое редколесье. Сердце заколотилось, когда на пригорке я рассмотрел небольшой песчаный бруствер, над которым торчал, как палка, дырчатый кожух немецкого пулемета. За бруствером на пригорочке сидели солдаты в егерских куртках с изображением эдельвейсов на рукавах. Их кепи то и дело обращались к друг другу: немцы болтали.
— Хорош мечтать, Игореша, — услышал я шепот. — Два егерька фрицевых…
«Старшина?!»
— Да. Прижали нас. Ну, ничего, — успокоил старшина мудрым старческим шепотком. — Ты как, малой, еще не обосрался?
— Пока нет товарищ старшина, — ответил механически, а сам крепко сжимал винтовку и не мог отвести взгляда от егерей.
— Мы в своем краю, а они в чужом, нам легче. Родная земля — это, брат, не просто слова, живого она греет, а мертвому пухом стелется. Делай Игорек, как я!
Однажды нудным октябрьским вечером я прогуливался по набережной. Вечерело. В дрожащей синеве реки чуть заметно покачивались отражения домов. Курил сигарету за сигаретой и смотрел в окна, не замечая мелькающие лица прохожих, лишь иногда отвлекаясь на протяжные сигналы проносящихся по проспекту машин. Небрежно поигрывал в кармане сматртфоном и все не решался позвонить. Так и простоял, пока совсем не стемнело. Она не пришла…
— Расскажи про нее.
Услышав приятный баритон, я резко обернулся и увидел высокого старика в лихо заломленном набок берете из под которого торчали серые непослушные пряди. Смешинки плясали в его прищуренных глазах.
— Э-э… Мы знакомы? — промямлил я.
— Ах, нет! Позвольте представиться. Меня зовут Игорь, просто Игорь, — он протянул мне руку и я рефлексивно ее пожал.