— Не надо мне ничего передавать, Свет! Я не хочу на эту тему говорить даже! — испуганно замахала Соня руками у нее перед лицом.
— Да ты не поняла, Сонь… Он, наоборот, говорил…
— Не хочу! Не хочу ничего слушать! Отстань от меня со своим Бобом! Ты же вроде обедать пошла? Ну вот и иди себе…
— Ой, да больно надо… — фыркнула обиженно Света. — Подумаешь… Я вообще могу к тебе сюда не заходить! Сиди тут одна, скоро заплесневеешь вместе со своим архивом! Вместо того, чтоб спасибо сказать, она… Да пошла ты вообще, знаешь куда?
Гордо поднявшись и очень прямо держа спину, она шагнула к двери, хлопнула ею сердито. Вздрогнув, Соня осела на стуле, поморгала, пожала плечами. Потом вытянула медленно нижний ящик стола, достала пакет с овсяным печеньем. На обед идти не хотелось. Надо бы встать, чайник включить… Нет, что сегодня за день такой? Нервный, скандальный, голодный. И даже печенье такое противное. Затхлое, отсыревшее, невкусное. Все, все кругом противное…
К обеду, как она и ожидала, организм удачно справился со всеми влетевшими в него утренними неприятностями, и даже настроение образовалось довольно сносное. Тем более Лидия Петровна, вконец расщедрившись, отпустила ее пораньше, прямо с обеда. И автобус быстро пришел. И до дому доехала без пробок. И Вера Константиновна оказалась дома — сунула ей в прихожей целлофановый пакетик с лежащей в нем пачечкой тысячерублевок. Соня взяла его с опаской — сроду она таких деньжищ в руках не держала. Томочка у нее зарплату всегда всю до копеечки забирала — как она говорила, на общее хозяйство. Соня и не возражала. На дорогу, на обеды, на покупку книг выдавалась ей раз в неделю вполне достаточная сумма. И одежду покупать сестра сама выводила ее на рынок — чуть только не за руку. Впрочем, в одежде Соня была совсем неприхотлива. Джинсы да свитера — вот и вся одежда…
— Сонечка, пересчитайте, пожалуйста! Здесь ровно двадцать пять тысяч, копеечка в копеечку! — произнесла Вера Константиновна очень торжественно, будто с праздником ее поздравляла. Соня попробовала от процедуры пересчета отказаться — я, мол, целиком и полностью вам доверяю — но Вера Константиновна все же настояла, смотрела, строго поджав губы, как Соня торопливо перебирает в руках гладкие новенькие бумажки, провожала каждую купюру быстрым кивком головы. Была она в эту минуту вся воплощением добродетели, вроде того — да не оскудевает рука дающего… Отсюда, наверное, торжественность такая и праздничность в ее лице и голосе? Наверное, творить хорошие дела и помогать другим — всегда некий праздник для человека?