Взяла чашку (лишь бы отвязался) и осушила тремя быстрыми глотками, продолжая гипнотизировать Воропаева. Надеюсь, что отразившиеся во взгляде чувства отобьют его желание издеваться.
- Вера Сергеевна, я прошу прощения за грубые слова. О, бриллиант души моей! Признаю, что был сотню раз неправ...
Хрупс! Чашка выскользнула из ставших вдруг ватными пальцев и, конечно же, раскололась, но Артемий Петрович будто бы не заметил этого, продолжая нести чушь:
- ...и готов своею презренною кровью смыть это оскорбление. Что мне сделать, о прекраснейшая из прекраснейших? Хотите, на колени встану? Или пробегу вокруг гинекологии, выкрикивая ваше имя?..
Не знаю, как так получилось. Правда, не знаю и знать не хочу. Видимо, клоунада в исполнении Воропаева стала контрольным выстрелом по моему терпению, потому что я размахнулась и, как в дешевых мелодрамах, влепила ему пощечину. Вот только героини мелодрам обычно замирают с гордым видом, любуясь делом рук своих, или дышат, аки загнанные лошади, я же взвыла и схватилась за ладонь. Больно-то как!
- Отличный удар, - похвалил Артемий Петрович, потирая щеку. Заморгал: ему и впрямь было больно. - Жаль, что вся сила в замах ушла.
Ярость как ветром сдуло. Боже, что я наделала?! Это уже не оскорбление, это... это... избиение! Сопротивление начальнику, в армии за это в тюрьму сажают... Что я несу, какая армия?! Я только что ударила Воропаева. Воропаева! Взяла и вот так запросто дала по мордасам! Уж пощечины-то он точно не простит. Зачем только рот открыла? Из этого самого рта вырвался всхлип.
- Артемий Петрович, я не хотела... я не хотела, простите! Пожалуйста, не увольняйте меня, - сдавленный шепот откуда-то из кишок. Не до конца понимая, что творю, бухнулась на колени, чудом не зацепив остатки чашки. Слез почему-то не было. – Пожалуйста...
- Вставайте. Немедленно. Я сказал, поднимайтесь! – он ловким движением сгреб осколки и отправил их в мусорное ведро. Две практически равные половинки, чашка треснула посередине. Заговорил быстро: – Идите работать и постарайтесь забыть то, что мы тут друг другу наплели. Постараетесь?
Я подавилась сухим всхлипом. Господи, пошли мудрости, терпения, понимания и крепкого здоровья той самоотверженной женщине, которая связала свою судьбу с Воропаевым, потому что эти нехитрые блага нужны ей, как никому!
- Я вас не увольняю, - очень тихо сказал Артемий Петрович, помогая подняться. Пострадавшая щека его алела, как советский флаг, а невозмутимое прежде лицо было... странным, - только никогда – слышите? – никогда больше не становитесь на колени.