- Вы бы определились, кто я, испуганная казачка или голодающая, - буркнула я, не отпуская своей чашки. Пальцы буквально вцепились в нагретую керамику.
- Вы испуганная голодающая казачка. Ешьте.
Голод не тетка. Попробовав выпечку, я не заметила, как в одиночку одолела половину пакета. Таких потрясающе вкусных булочек даже моя мама не печет, а ведь она раньше трудилась на хлебозаводе и пекла на заказ. Спросить рецепт будет очень нелепо, да? Хотя вряд ли он знает, мужчинам такие вещи не интересны.
Пока я поглощала провизию, Артемий Петрович невозмутимо пил кофе, но сам почти ничего не ел. Если волчий аппетит подчиненной его и ошарашил, виду Воропаев не подал и деликатно намекнуть не попытался.
- Ну и как? – спросил он, имея в виду выпечку.
- Потрясающе! – сообразив, что вышло чересчур восторженно, добавила гораздо тише: - Очень вкусно.
- Я передам.
Тестировать конфеты мы не стали: я вежливо отказалась (и так смела всё подчистую, точно саранча), а Воропаев признался, что терпеть не может шоколад и раздаривает «благодарности» знакомым. Светской беседы не вышло, все силы уходили на то, чтобы сидеть не горбясь, следить за манерами и за тем, чтобы не сказать лишнего. Глаза блуждали по кабинету, от стола к окну, по стенам и возвращались к чашке. Уверена, что мои маневры не укрылись от Артемия Петровича, однако все мысли он держал при себе, был непривычно тих и задумчив. Ни о чем не спрашивал, не отпускал замечаний. Тут инопланетяне, часом, мимо не пролетали?
До сегодняшнего дня он соблюдал тот неписаный договор: ни слова на посторонние темы, всё строго по делу. Друзья-интерны радовались, но ждали подвоха – я так им ничего и не рассказала. Не только им – никому, слишком стыдно. Интересно, как воспринял всё это он? Ожидал ли мольбы на коленях? Ни словом, ни жестом... Вроде бы радоваться надо, справедливость восстановлена, но какой ценой?..
Я убрала со стола, вымыла в раковине посуду и посмотрела на часы. Минутная стрелка только подползала к цифре восемь, еще двадцать минут. Зав терапией проследил за моим взглядом. Ничего от него не скроешь.
- Торопитесь? Если надо, идите, я не держу. Ради вас, так и быть, рискну отпереть двери.
- Да нет, не тороплюсь, - слова вырвались прежде, чем я успела подумать. По-хорошему, надо бы вернуться в ординаторскую, почитать карточку Милютина, да и нечего мне здесь делать, но слово не воробей, воробей – птица.
- Тогда не стойте над душой, присаживайтесь.
Я села на краешек дивана, что стоял вплотную к стене и походил, скорее, на длинное кресло. Прикинула: Воропаеву с его ростом здесь не улечься, зачем тогда диван? Внимание привлекла картина в простой деревянной раме, солнечный и легкий, как воздух, пейзаж – одуванчиковая поляна. Художник явно не самоучка, мазки кладет со знанием дела и умеет, как любил повторять мой учитель живописи и композиции, найти бриллиант среди груды стекляшек.