— Ура! — заорал Петька. — Качать его!
Клякса был не прочь, чтоб его покачали. Но когда Тоник схватил его за руки, а Тимка хотел схватить за ноги, он ни с того ни с сего ойкнул и вырвался.
— Ух ты! — удивился Тимка. — Кожу-то как содрал!
На левой руке, у запястья, кожа у Кляксы была содрана до крови. То ли ссадил её, когда висел на ручке, то ли резиной от рогатки попало. Он и сам не заметил этого.
— Здорово больно, Владик? — спросила Римка.
Клякса мотнул головой.
— Маленько… — И отвернулся к забору. Плечи его вздрогнули, но этого, наверное, никто не заметил. Ведь все привыкли, что если он ревёт, то ревёт открыто, во весь голос.
Римка потянула Кляксу за рукав.
— Айда, я завяжу. А то засоришь.
Клякса коротко вздохнул и пошёл впереди. Он шагал к калитке, у которой топтались гуси. Контуженный гусь что-то сказал здоровому, и оба направились к сараю. По дороге они презрительно загоготали, но в их гусячьих глазах был страх.
— Ну, что? — сказал Петька. — Перешёл он этот самый рубикон?
— Факт, — сказал Тимка. Тогда Клякса остановился. И все тоже остановились. Клякса повернулся и нерешительно поднял лицо.
— А это?
— Что? — удивились все.
— Ну… Это, — он неловко ткнул пальцем в щёку, где оставила дорожку слезинка.
— Это не считается, — решил Тоник. — Правда, ребята? Это же не от страха. Это так…
И Клякса облегчённо улыбнулся, потому что все сказали, что эта случайная слезинка не считается. Теперь его беспокоила только одна мысль. Он покосился на Тимку. Тимка ничего не говорил про рогатку, и Клякса сунул её под рубашку.
— За что мне на старости лет такое наказанье? — плачущим голосом спрашивал дед. «Наказанье» сидело на шкафу и, подымая клубы пыли, ворошило старые журналы. С досады оно отмахивалось от деда ногой.
— Ты ногами не дрыгай! — вдруг закипятился дед. — Слезь! Слышишь, Римка, лучше слезь, говорю!
— Я ищу краски, — объяснила Римка. — Понимаешь, краски нужны до зарезу!. Я их весной сюда закинула. Ого, вот они…
— Вот возьму удилище да как вытяну тебя! — пообещал дед.
Римка с грохотом прыгнула на пол.
— Какое удилище? — поинтересовалась она, отряхивая пыль с сарафана.
— Тебе не все равно? Березовое.
Римка пожала плечами.
— Ты же его на той неделе сломал.
— Сломал! Я могу и сломанным.
— Ну-у… Сломанным не то, — вздохнула Римка, будто очень жалела, что дед лишен удовольствия вытянуть ее целым удилищем длиной в три метра.
— Вот приедет отец, приедет мать, — пообещал дед, — все как есть будет рассказано. Вон какой разгром от тебя!
Римка не слышала угроз. Она умчалась в другую комнату. Краски весело брякали в плоской железной коробке.