— Далеко до города? — окликнул девочку Валерий. Она вздрогнула от неожиданности, обернулась. Кот вывернулся, плюхнулся в снег и скачками начал удирать в лес.
— Васька! Бандит! — закричала девочка, но видя, что погоня бесполезна, обернулась к лыжникам.
— До города? Семь километров.
— Тридцать пять двенадцатого, — сказал Лешка. — И добавил виновато: — Теперь уж не успеть…
— Еще бы, — усмехнулась Галя. Потом сняла с плеча лыжи и решительно заявила:
— Больше я не могу двигаться. У меня в горле пересохло… Попьем воды, по крайней мере. Можно здесь напиться?
— Заходите в дом, — сказала девочка.
Она привела их в большую комнату и снова вышла.
— Ты что же, одна в доме? — спросил Валерий, когда девочка вернулась с полным ковшом.
— Все в деревню ушли, в гости…
— А тебя оставили?
— Я папку жду. Вернется он с обхода, и мы тоже пойдем.
Пока шел разговор, Лешка осматривал комнату. Многочисленные фотографии в рамках как-то не вязались с городскими кружевными шторами на широких окнах и шелковым абажуром. В одном углу стояла тумбочка с приемником, в другом пузатый комод, а на нем старинный граммофон — черный ящик с медными амурами на стенках и громадной жестяной трубой над зеленым диском.
— Ну и экспонат, — заметил Валерий. — Свидетель веков…
— Это бабушкин, — охотно пояснила девочка. Ходики над граммофоном показывали без четверти двенадцать.
— Ну, пошли, горе-туристы, — вздохнула Галя.
— Куда и зачем? — спросил Валерий. — «Нам некуда больше спешить…» Почему бы не встретить год грядущий под этим гостеприимным кровом?.. Если хозяйка не прогонит.
— Оставайтесь, конечно, — сказала девочка. — Я бы музыку включила, да приемник не работает. Мишка вчера в нем ковырялся…
— Понятно, — кивнул Валерий. Лешка, иди сюда.
Они пошептались, потом достали из рюкзака флакон тройного одеколона. Валерий попросил стакан.
— Еще чего? — взорвалась Галя. Не смей давать им посуду, — обратилась она к девочке. — Придумали! Пить такую гадость!
— Галочка, это же традиция, — ласково начал Лешка. — За неимением шампанского…
— Я вот вам дам традицию!
— Будем так сидеть? — спросил Лешка.
— А кто виноват?
Несколько минут они сидели молча. Потом Лешка кивнул на граммофон:
— Работает этот агрегат?
— Он работает, но пластинок нет совсем, побились…
Лешка подумал.
— Ладно! Хотите новогодний вальс? — Он расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана пластинку величиной с чайное блюдце. Потом, не обращая внимания на удивление товарищей, завел граммофон — ручка услужливо торчала в ящике.
— Ну что же вы? Танцуйте.
Но танцевать не стали.
Граммофонная труба вздрогнула, и из нее вырвался фортепьянный аккорд. Потом зазвучала далекая музыка, и сквозь нее пробились, как тяжелые капли, мелодичные удары, отмеряющие ритм медленного вальса.