— Что же вы не танцуете? — сказал Лешка.
— Ой, откуда такая прелесть? — прошептала Галя.
Лешка не ответил.
— Из Ленинграда? — тихо спросил Валерий.
— Да… Это она сама сочинила. И играет сама. Прямо в консерватории и записали. Я позавчера получил в письме…
— И все время таскаешь пластинку с собой?
— Ну и таскаю. А что?
— Да ничего. Я так…
Вальс звучал, заставляя дрожать жестяную трубу. Галя подошла к окну.
— Ой, девочка, выключи, пожалуйста, свет! — вскликнула она. И когда погасла лампочка, спросила:
— Красиво, правда?
Стекла широкого окна были окаймлены чеканным ледяным узором. За ними замер в легком тумане снежный фантастический лес. Туман тихо плыл, расползался на клочья и снова густел. Полосы лунного света, пробившегося сквозь заиндевелые кроны, колыхались, скользя по сугробам.
А музыка нарастала, спешила. Вихревая мелодия заглушила мерные аккорды.
— Долго играет, — заметил Валерий.
— Такая запись, — ответил Лешка. — Долгоиграющая. Хотя и на семьдесят восемь оборотов…
— Ты же испортишь пластинку, — возмущенно прошептал Валерий. Он шагнул к граммофону. Тонкий голубой луч пересекал диск. Видно было, как из-под иглы, вставленной в тяжелую мембрану, ползет тонкая-тонкая стружка. Валерий хотел остановить диск.
— Не надо, — сказал Лешка, не оборачиваясь. Он смотрел за окно. Вспомнил вдруг Ленинград, каким видел его прошлой зимой.
…Они шли тогда вдвоем по набережной Лейтенанта Шмидта. Тоже светила луна, только ярче, чем сейчас. Сияли огнями мосты. Слабо мерцал снег па застывшей реке, на гранитных парапетах, на реях парусников, вмерзших в лед у причала. Зеленые искры вспыхивали на заиндевелом такелаже баркентин. Вдали слабо светился купол Исаакия…
— Пора, — негромко сказал Валерий. — Через минуту будет двенадцать.
Он положил на подоконник руку вверх ладонью.
— Ну, давайте ваши лапы. И ты тоже, маленькая хозяйка… большого дома. Давай и ты свою руку… С Новым годом.
— С Новым годом, — ответила девочка, положив поверх других свою маленькую ладонь. — Только мы с папкой Новый год будем встречать по московскому времени. Мы путейцы…
А медленный вальс продолжал ронять капли лунного света на звонкое стекло обледенелых ветвей…
Когда они вышли, Лешка неожиданно размахнулся и зашвырнул пластинку за деревья.
Он не жалел. Лешке казалось, что музыка с пластинки разнеслась по всему лесу и круглый год будет звучать в нем — весной в фарфоровых колокольчиках ландышей, летом в гудении стремительных гроз, осенью в перезвоне тонкой бронзовой листвы.
Домой они вернулись в два часа без четверти.
— Успеете ещё встретить Новый год по московскому времени, не горюйте, — утешали их в шумной комнате общежития друзья.