— Ого, го, го… э, э, э… разворот! — странно, пугающе нарушил вдруг гнетущую тишину приглашенный, грассируя «р» дребезжащим дискантом.
— Да, прошу извинить, запамятовал представиться: Магистр ветеринарных наук Арон Одесский, — и он низко поклонился со студенческой церемонностью. — Замечаю, вы очень встревожены чем-то, но, однако догадываюсь, по всей вероятности видом моим, да чем бы иначе? Да-с… Тут он замолчал, приподнял обеими руками почему-то неожиданно отвисший подбородок, кряхтя, отрыгнул, сплюнув под стол, где лежал труп, и продолжал.
— Время, господа, времечко… оно нынче правит бал. Вот уже который год несу на себе я непосильный груз истин, которые без сомнения вот-вот разворотят весь наш заскорузлый, упрямый мир. Моя наружность до недавнего времени видом была вполне респектабельной, но согласуясь с открытыми мною явлениями, облик мой стал соответствовать критерию неизбежного, И Магистр трижды перекрестился, приложившись при этом, губами к чемодану-гробу.
— Но оставим словесную пачкотню, к коим не сомневаюсь, вы мои рассуждения причисляете.
Он поскребся спиной о дверной косяк, и единственный открытый глаз его сверкнул лукавством.
— Вот вам неопровержимый факт, извольте: после повального помрачения умов в наших девяностых, модно стало красть мысли чужие, они вдруг взметнулись в цене до небес. А я ранее и тем более позже ими под завязку перегружен был. И чтобы сберечь собственность свою интеллектуальную от наглецов разного калибра, придумал я немыслимый, по разумению стандартных не шибко разумных людей, ход: собрал все свои драгоценные идеи в один клубок и внушил их, даже самые замысловатые, моему беспородному, но очень смышленому псу-Тарантасу — так его кличут.
«Какому-то псу внушить некие секреты? Что он несет, не сон ли это?» — ворочалось в моей голове. Я крепко тер виски, пытаясь хоть на миг уйти от нависшего над нами бреда. И тут произошло что-то невероятное. Лицо Магистра стало вдруг меняться еще к худшему и он, уже рыча по-собачьи, принял ее облик. Мы содрогнулись, и в который раз нас объял страх. Эта жуткая сцена длилась минуту, полторы, затем собачья морда опала, лицо Магистра вернулось к первоначальному уродству, и он перестал рычать.
— Но они — эти бездарности, — уже лающим голосом продолжал Магистр повесть о своей безрадостной доле, — добрались-таки окольными путями до моего кобеля, приведя ему красивую сучку. Тарантас и раскололся в любовной истоме, выложив подлецам, что хранил. Тогда-то и решил я навсегда порвать с сообществом потребителей и подался в поистине материальный мир, как видите.