Прочь! Прочь! Про-о-о-о-очь!!!
Он застыл, чувствуя, как что-то ломается у него внутри и обрывается; как онемение, переходящее в боль, пробегает по его левой ноге вверх, вдоль ноги, под мышку до самого плеча, а потом что-то взрывается у него в глазу, и он вдруг перестает видеть что-либо слева. Уши его наполняет щебет птиц, а рот – вкус клубники. Потом что-то щелкнуло, и он полностью утратил зрение, а темнота залила его феерией радужных красок.
А затем – поглотила.
Канайонесс уселась со скрещенными ногами и всматривалась теперь в кусок доски, на котором кто-то неровными движениями кисточки красной краской нарисовал жуткую размазню. Повернула рисунок боком, затем вверх ногами и еще раз. Только потом кивнула довольно:
– Так трудно понять, где верх, а где низ?
Она проигнорировала вопрос.
– Это нам пригодится? – продолжал он нажимать.
– Тихо. Вот теперь. Смотри. – Она подсунула доску ему под нос. – Эта женщина была или абсолютно гениальной, или… безумной.
Она посмотрела на Йатеха снизу вверх и подмигнула. Он не дал себя обмануть. Последние дни с той поры, как они посетили комнату с мечом и – как она объяснила – «засеяли зерно», Малышка Канна ходила словно в полусне, ела, когда ей приносили еду в комнату, меняла одежду, когда он ронял Иавве короткое «переодень ее». Йатех не знал, спят ли они вообще.
И вот сегодня Канайонесс показала ему то, что лишь горький пьяница мог принять за рисунок.
– Сейчас. Погляди. Я уже думала, что Эйфра меня обманула, указав на ту женщину.
– Ту, с рынка? Торговку шелком?
– Ее. Некий племенной божок вот уже поколения высылает своих ведьм – можешь называть их жрицами, – чтобы разнюхивали для него в тех местах, где наши Бессмертные прикоснулись к миру людей. Эта женщина следила для него за Оком Агара. И рисовала. От тоски или скуки. Смотри. – Канайонесс сунула ему дощечку под нос: – Вот, видишь? Двери, порог, кусок стены и башня, вздымающаяся вверх. – Ее пальцы показывали на очередные пятна, а он начинал замечать двери, стену, башню. – Вот только это не башня, о нет. Это он. Он собственной персоной. Проведаем его. Завтра, когда я высплюсь.
* * *
Зеркало льда выплюнуло их в полутьму. Липкий и неприятный воздух чуть ярился красным блеском остывающего жара, но это свечение напоминало не о тепле и огне, но лишь о застывающей крови. Канайонесс огляделась, нетерпеливо фыркнула и щелкнула пальцами. Масляная лампа засияла теплым светом.
– Ты осмеливаешься высекать огонь в моем доме без позволения?
Голос разносится отовсюду: возмущены были стены, пол и потолок. На миг Йатеху померещилось, что они оказались во рту гиганта, который вот-вот прожует их и проглотит.