Он провел рукой по уже и без того взъерошенным волосам и тяжело вздохнул.
— Ну, хорошо, — наконец ответил он. — Я встречусь с твоей матерью и проверю, насколько твои слова соответствуют истине.
— Нет! — Восклицание прозвучало слишком резко, а его панический тон заставил Адама поднять брови. — Ты не должен этого делать.
— Почему?
Оливия сжала руки в кулаки, злясь на себя за то, что совершенно не предвидела его реакции.
— Потому что мама не знает о том, что я здесь. — Уколы совести заставили ее заерзать на диване. — Если хочешь знать, она не хотела, чтобы Зеб узнал о ребенке.
— Но почему?
— Она говорит, что это был курортный роман и она не хочет навязывать ребенка мужчине, который, как она знает, был бы ему совершенно не рад.
Адам сжал челюсти, его руки слегка подрагивали, когда он снова брал бокал.
— Но ты с ней не согласна?
— Я чувствую себя, как полная предательница, вынужденная действовать за ее спиной, — но да, я не согласна с ней.
— Почему?
Попытавшись проглотить ком, вставший в горле, она ответила:
— Потому что я выросла без отца и хочу, чтобы у этого ребенка было другое детство. Все так просто, Адам. Правда.
Адам постукивал пальцами по подлокотнику дивана. Слова Оливии были полны искренности, которая пробуждала в нем целую вереницу непрошеных воспоминаний.
Все сжалось у него внутри от грустных воспоминаний. О том, как отчаянно он желал узнать хоть что-нибудь о своем отце, чуть ли не поклонялся той единственной фотографии, которая у него была. Он замучил мать вопросами о нем, пока не понял, что Зеб Мастерсон не принадлежал к числу ее любимых людей, как бы она ни старалась это скрыть.
Он ни за что бы не пожелал другому ребенку такое пережить. Пережить то, что пережила и Оливия. При этой мысли он внезапно почувствовал связь между ними. Если, конечно, она говорит правду обо всем этом.
— Что случилось с твоим отцом? — спросил он.
Ее веки несколько раз опустились и поднялись, пока она пристально изучала его. Морщинка, залегшая у нее между бровей, показывала, что она раздумывает над тем, как ей ответить и отвечать ли вообще.
— Ты начала этот разговор, — напомнил он.
— Я никогда не видела его. Моя мать была очень молода, когда забеременела, — мне очень повезло, что она решила родить.
В душе Адама снова начали тесниться подозрения; он бросил еще один взгляд на фото.
— Джоди, должно быть, была очень молода. — Женщина на фотографии была вряд ли намного старше сорока лет.
— Так и есть.
— Подростковый роман, зашедший слишком далеко?
— Разве сейчас это имеет значение? — Тщательно изучив его лицо, она вздохнула и со звоном опустила свой бокал на стол. — Ты думаешь, что я все это выдумала, так?