— Ваша мать — женщина мудрая, — заметил он.
Чувствуя, что слова отца бьют его наотмашь, Адам придвинул стул ближе к Оливии и положил руку ей на бедро. В нем боролись гнев и грусть; видимо, опыт общения с Адамом нисколько не изменил Зеба.
— Да, она мудрая женщина, — тихо согласилась Оливия. — И все-таки мне показалось, что вам нужно знать. Что вы захотите участвовать в жизни ребенка.
Сару принес коктейль; поставив его на стол перед Зебом, он покосился на Адама. Потом он направился к двери — видимо, чтобы не дать Зебу бежать.
— Вряд ли, — ответил Зеб. — Не сомневаюсь, Адам рассказывал вам, что я по природе странник. Я не создан для того, чтобы быть отцом. У меня есть свой предел. Конечно, я могу послать деньги — или, если я не смогу, это сделает Адам. — Зеб отодвинул стул и привстал. — Непременно передавайте Джоди привет.
— Погодите! — резко окликнула его Оливия. — Пожалуйста!
— Милая девочка, нет смысла меня уговаривать.
Зеб встал; Адам повторил его движение.
— Сядь! — приказал он. — Оливия хочет, чтобы ты остался, значит, ты останешься.
Зеб замялся, а потом поднял руки вверх:
— Что ж, ладно! — Он снова опустился на стул и тряхнул седеющей головой.
— Разве вы ничего, совсем ничего не чувствуете? — спросила Оливия.
Адам дернулся. Интересно, вспоминает ли сейчас Оливия собственного отца? Наверное, она очень страдает, увидев такое равнодушие во плоти. Перед ней человек, который привык думать только о себе. Ему безразлична судьба ребенка, в создании которого он принимал участие.
— Конечно, чувствую, — обиженно ответил Зеб. — Я не отказываюсь от материальной ответственности и считаю, что поступаю правильно по отношению к ребенку. Мне лучше не давать никому никаких надежд — я прекрасно понимаю, что я их не осуществлю. Мастерсоны, Оливия, не любят чувствовать себя связанными. — Он махнул рукой в сторону Адама. — Вот и Адам вам подтвердит.
Слова Зеба стали для Адама ударом в солнечное сплетение. Отец говорил чистую правду, о чем ему лучше не забывать.
— Итак… — Зеб поднял бокал и осушил его. — Еще вопросы есть? Мне заказать еще коктейль или я могу идти?
Адам покосился на Оливию; та покачала головой. Она побледнела, ссутулилась, и у него заныло сердце. Ему ужасно захотелось схватить Зеба и заставить извиниться перед Оливией за то, что он так мучает ее. Но все бесполезно. Так он просто отложит неизбежное. Зеб всегда уходит; так поступали все Мастерсоны.
— Идите, Зеб.
Адаму показалось, что ему на плечи свалилась огромная тяжесть; он смотрел, как Зеб встает. На миг отец замялся.
— Адам, я такой, какой есть. — Он обошел стол и неуклюже хлопнул Адама по плечу. — Увидимся… — Он кивком указал на дверь: — Пожалуйста, скажи своим друзьям, что вы меня отпускаете.