Чармейн сглотнула ком в горле, обнаружив, как сильно история дочери мельника похожа на то, что случилось с ней самой. Неужели Тейл решил показать сестре Юстаса, каково это быть изнасилованной? Нет, наказывать ее за грехи брата подло, фейри грешны многим, но не этим…
Мысль додумать не дали. Чармейн услышала нарастающий шепоток, увидела, как старая лавочница взяла прядь ее волос и перебирает между пальцами, пробуя на ощупь. Чармейн возмущенно отодвинулась назад.
— Хватит!
И лавочница почтительно отступила. Вокруг Чармейн возникла пустая полоса. Теперь люди смотрели на нее по другому: почтительно и с благодарностью. Чармейн привыкла к таким взглядам, она долго была первой красавицей Вирхольма, умела притянуть внимание. Хотя то восхищение совсем не грело. Уходило впустую, и на следующий день требовалась новая порция. А теперь восторг толпы ощущался по другому. Чармейн сама гордилась своим лесничеством, а признание городских растекалось по сердцу горячим медом.
Она шла домой впереди толпы. Котомку забрал пунцовый бывший ухажер, стараясь загладить вину. Смотрел просительно, и Чармейн, против обыкновения, приветливо кивнула ему, отпуская вину. Раньше она попыталась бы его крепче привязать в свою свиту, а теперь поняла, где пустое, а где настоящее.
Отец шел ей навстречу со стороны мэрии с протянутыми вперед руками, в красном плаще с золотыми крыльями на спине. Как король из сказки. Чармейн опустилась перед ним в реверансе, а он поцеловал ее в лоб.
— Добро пожаловать домой, дочь моя!
Он повернулся к жителям города и поднял вверх руку Чармейн в триумфальном жесте. Их встретил грохот аплодисментов, и тогда он ловким жестом фокусника провел по животу Чармейн, прижимая свободные складки платья к телу.
— Поздравьте ее, Чармейн будет матерью!
Городские дружно взревели от восторга, а Чармейн дернулась как от пощечины и улыбнулась через силу.
Что с ней, не сама ли мечтала об этом самом совсем недавно? Почему от уважения за лесничество ей сладко на душе, а от восторгов о беременности муторно, будто кто-то под платье заглянул?
Отец повел ее под руку в сторону дома. Ухажер, натужно пыхтя, семенил позади с котомкой. У дома отец повернулся к городским, сжав плечо дочери, рассказал, как всю жизнь готовил ее быть примерной женой (Чармейн внутренне фыркнула), нарисовал в радужных красках светлое будущее, в котором ребенок Чармейн станет будущим лесничим (тут она помрачнела), и царственным жестом отпустил всех по домам.
Мать стояла у порога и смотрела на дочь горящими глазами.
— Ты и вправду беременна?