Отец сел в глубокое кресло, положив руки на подлокотники.
— Наконец и от нее будет польза. Что ты стоишь, Чармейн? Пришло время серьезно поговорить. Мать, принеси нам отвар на меду.
Чармейн присела на зеленый диванчик. Отец откинулся в кресле, скрестил пальцы, пристально рассматривая ее с головы до ног. Чармейн отвела глаза, мысленно приказывая себе не поправлять волосы и не касаться ушей. Не привлекать к ним внимания. Между тем отец вынес вердикт:
— Брак пошел тебе на пользу. К тебе вернулась былая красота и румянец. Мне сказали, Дэмиен сломал ногу?
Чармейн утвердительно хмыкнула и рассказала с потаенной гордостью о событиях последних недель. Отец кивал в нужных местах, выглядел довольным, и Чармейн оживилась.
Зашла мать, неся на руке поднос с дымящимися чашками. Присела рядом с Чармейн на диванчик, подала ей в руки отвар, затем предложила тарелку с пирожными в виде цветов и листьев. Она считалась мастерицей в выпечке сладостей, и Чармейн сразу выбрала себе розу с розовыми кремовыми лепестками и хрусткой корзиночкой.
Впилась в край, смакуя сладкий воздушный крем, вкус детства. На мгновение унеслась в те дни, когда можно было украсть с подноса пирожных и убежать в поля, вернуться только вечером, когда гнев родителей утихнет.
Отец странно смотрела на Чармейн, с ожиданием во взгляде. Та, чтобы спрятать неловкость, отпила пряного напитка с запахом мяты и лимонника.
— Ты уже встречала фейри? — спросил отец, нахмурив брови.
— Д-да, — залившись румянцем ответила Чармейн.
Он с матерью одобрительно переглянулись.
— И как они к тебе отнеслись?
Чармейн опустила глаза и поджала губы. Неужели родителям что-то известно?
— Никак, — пожала плечами Чармейн. — У них свои дела.
— И вы ни разу не разговаривали?
— М-м-м, несколько раз… Поприветствовали и разошлись разными путями.
— Не узнаю свою дочь. Неужели тебе не было интересно?
— Там много интересного.
Отец расстроенно стукнул кулаком по подлокотнику. Чармейн вздрогнула.
— Чтобы этого больше не было! Тебе нужно как можно больше узнать о фейри, а еще лучше подружиться с ними.
Он встал, подошел к окну, задернул шторы, хоть за стеклами просматривался живописный сад, а не улица.
— Мы должны тебе что-то рассказать. Лучше, если ты увидишь своими глазами.
Мать подошла к секретеру, потянула на себя дверцу и достала с полочки с писчей бумагой свернутый вчетверо листок. Подошла к Чармейн и протянула вперед с таинственной улыбкой на лице.
Чармейн развернула письмо.
— Да это же почерк Юстаса!
Отец довольно кивнул, а Чармейн просмотрела письмо с нехорошим холодком в желудке. Читать пришлось два раза, строчки сливались и прыгали.