Когда племянницы начали выезжать, Арсению и Марии с мужем всё же пришлось решать вопрос приданого. Они равно боялись дать за племянницами мало - и тем вызвать нарекание в скупости, и посулить много - и без того вокруг красоток кружилось довольно лихих мужчин, зачем же привлекать ещё охотников за приданым? В итоге решили дать за девицами по три тысячи. Те были весьма недовольны, но вслух недовольства не выказали, ибо знали, что с тёткой препираться глупо, от её братца толку тоже нет, а что до другого дяди, князя Александра Палецкого, так тот и вовсе звал их отца ничтожным пьянчугой, а мать - вздорной дурочкой.
Арсений попытался отвлечься от горестных дум. Что толку терзать себя ожидаемыми ужасами?
Он взялся было за последний роман модного писателя - да не пошло. Мысли упорно возвращались к поразившему его видению Бартенева. Но чем поразившего? Не тем ли, что оно просто явственно очертило то скрытое беспокойство, что уже давно проступало в нём, тревожило и угнетало? Юная жизнь уязвима и неопытна, она не знает таящихся в мягкой льстящей речи и изысканных манерах опасностей, не понимает и не чувствует зло мира, она открыта и доверчива, видит то, чего нет, но не замечает очевидного. Девица, как никто другой, склонна поверить в иллюзию. Ей абсолютно невдомёк, что её попросту дурачат. Самонадеянность же - подруга неопытности, и видит Бог, худшая из подруг.
Арсений махнул рукой на свои размышления. Утро вечера мудренее. Он боялся, что не сможет уснуть, но провалился в ночь, едва опустил голову на подушку.
Рассвет понедельника казался неотличимым от ночи из-за лилово-серых туч, сковавших небо над Невой, затяжной дождь отстукивал по подоконникам заунывную мелодию, усыпляющую и тоскливую. Бабье лето кончилось. Арсений Вениаминович, собираясь на службу, был мрачен. Сегодня он собирался навести справки по смертям на Большой Дворянской за тысяча восемьсот семьдесят пятый и семьдесят шестой годы и получить два приглашения к графине Нирод.
Арсений не ждал успеха в поисках и приготовился к большой и нудной работе, но ему неожиданно повезло. Едва он обмолвился своему помощнику Леониду Полевому, что ищет сведения о молодом человеке с Большой Дворянской, умершем или погибшем три-четыре года назад, тот моментально отозвался:
- Не Николаев ли, часом?
'Фамилия такая... обычная', пронеслось в голове у Корвин-Коссаковского. Свою фамилию обычной бы не назвали, а вот Николаев... Конечно же, обычная. Он с любопытством осведомился:
- А кто он такой?
Белесые брови Полевого, бледного блондина, взлетели на середину лба.