Оборотни Митрофаньевского погоста (Михайлова) - страница 74

−Стало быть, вы за нравственное самосовершенствование? - усмехнулся Сабуров, - а разве мало готовности положить душу за народ?

Взгляд Корвин-Коссаковского поскучнел.

−Для того, кто ежеминутно готов умереть, если не лжёт, конечно, как сивый мерин, никакой ценности не могут иметь ни жизнь, ни нравственность, ни даже интересы народа, за которые он умирает. Я говорю, конечно, о тех единицах, у кого слово не расходится с делом. Остальные же ... - он пренебрежительно махнул рукой, потом продолжил, - и, кстати, вот ещё одна странность ума, о чем мы уже толковали, господин Сабуров. Эти ходоки в народ, фанатично стремясь к самопожертвованию, столь же фанатично исповедуют материализм, отрицающий всякое самопожертвование.

Сабуров молчал, потягивая коньяк и с интересом слушая суждения Корвин-Коссаковского. Тот лениво продолжал.

−Если мир определяется только слепыми материальными силами, то он есть хаос, и как можно надеяться, что историческое развитие неизбежно приведёт к царству прогресса? Что может сделать сила разума против слепой стихии, которой нет никакого дела до стремлений человека? Но кто над этим задумался? - Корвин-Коссаковский пожал плечами. - Потребность в метафизическом обосновании идеала так велика, что атеистический материализм спокойно сочетается с крепчайшей верой в прогресс и разум, и мнит этот вздор даже 'научно доказанным'... 'Закономерности хаоса'... Это прелесть. Я же по старинке верю в Бога. И в дьявола.

Он, наконец, подвёл разговор именно к тому тезису, по которому хотел услышать высказывания присутствующих, надеясь опознать чёртовых упырей. Но тут их беседу неожиданно прервали.

Раздались крики и женский визг. С Ниной Черевиной случился обморок.

Корвин-Коссаковский кинулся к племяннице, ничего не понимая. До этого спириты сели вокруг круглого стола, начались вопросы, которым отвечали стуки, но Арсений Вениаминович, поглощённый необходимостью вычислить беса Клодия и беседой с Сабуровым и Критским, не обратил на них внимания.

Всеволод Ратиев пытался ему помочь. Он бормотал, что девушка - настоящий медиум, он сам видел, как внутренний огонь как будто излучается от неё сквозь смертельную бледность, покрывающую черты, глаза её широко раскрылись и сияли фосфорическим блеском...

- Она походила на Пифию на треножнике...

Корвин-Коссаковский отнюдь не был благодарен болтуну, который только мельтешил под ногами и мешал ему привести девушку в чувство. Помогла Лизавета Любомирская, быстро сбегавшая в свои комнаты за нюхательной солью, при этом Арсений Вениаминович в очередной раз за вечер поморщился от дурного впечатления. Лидия даже не приблизилась к сестре, но, воспользовавшись всеобщим замешательством, снова подошла к Сабурову и начала что-то страстно втолковывать ему, глядя на него, не отрываясь, взглядом почти одержимым. Тот слушал со скучающим видом, смотрел на девицу с тоской, и что-то время от времени отвечал, лениво и односложно.