А это означало, что путешествие займет в два раза больше времени, чем запланировал месье Ле Брюн, поскольку после каждого дня пути Софи требовался день отдыха.
— Если мы пропустим назначенные встречи, значит, так тому и быть, — возразила ему Эмитист, когда он заметил, что задержка может стоить ей нескольких выгодных контрактов. — Вы очень заблуждаетесь, если полагаете, что я поставлю меркантильные соображения выше благополучия этого ребенка.
— Тем не менее остается проблема с размещением. Учитывая, как много людей намеревается этой осенью посетить Париж, даже у меня, — сказал Ле Брюн, ткнув себя пальцем в грудь, — могут возникнуть трудности при попытке найти другие варианты.
— А вы не можете написать кому следует, что наши комнаты будут оплачены вне зависимости от того, насколько мы опоздаем? И попытаться переназначить встречи?
— Мадам, вы должны понять, что Франция уже несколько месяцев кишит вашими соотечественниками, жаждущими заключить торговые сделки. Даже если бы мы приехали вовремя и встретились с теми людьми, которых вы мне указали, это вовсе не означает, что они захотят иметь с вами дело. Конкуренты уже могли предложить им более выгодные условия…
— Тогда они уже обскакали меня, — выпалила Эмитист, — и я не смогу развернуться на континенте. Но это мое дело, а не ваше. В этом случае мы просто станем обычными туристками, с удовольствием проводящими время, вместо того чтобы использовать стремление к путешествиям как прикрытие. И по-прежнему будем заинтересованы в ваших услугах как гида, если вас это беспокоит.
Ле Брюн пробурчал что-то неразборчивое. Однако, судя по тому, что заказанные комнаты их ждали и Эмитист получила пару писем от коммерсантов, заинтересованных в закупке товара с принадлежащих ей фабрик, он сделал все, как ему сказали.
Ее размышления прервал стук в дверь. Стучали настойчиво и бесцеремонно, именно так, как всегда делал месье Ле Брюн. Непонятно, как ему это удавалось, но он всегда стучал так, будто имел полное право войти в любой момент, когда захочет, и медлил только из снисхождения к чрезвычайной эмоциональной хрупкости подопечных дам.
— Та история на кухне… — начал он, как только открыл дверь, не дожидаясь разрешения Эмитист. — Боюсь, все оказалось несколько серьезней, чем я думал.
— О, неужели? — Это было нехорошо с ее стороны, но Эмитист чувствовала удовлетворение оттого, что нашлось нечто, заставившее Ле Брюна признать, что он не полностью держит под контролем все мироздание. — Проблема оказалась не столь незначительной?
— Шеф-повар, — ответил Ле Брюн, не обращая внимания на ее язвительный тон, — говорит, что не сможет приготовить ужин, которым ему хотелось бы порадовать новых гостей в первый вечер их пребывания в Париже.