мария михайловна влетает в храм гроба господня с криком «где тут у вас похоронен иисус христос». времени у нее нет, список достопримечательностей и так огромный, а еще к друзьям нужно зайти и чем-нибудь помочь.
греки и армяне упираются, потому что там никто не похоронен. все орут.
через двадцать минут грек сдается.
— ну хорошо, — говорит он армянину. — покажи ей.
— что показать?!
— покажи ей, — говорит грек. — где. похоронен. господь. наш. иисус. христос.
— хорошо, — медленно отвечает армянин. — пойдемте со мной.
— секундочку, — говорит мария михайловна. — а что же вы раньше мне вкручивали!
— мы это, — говорит армянин, но не может придумать продолжение.
— от русских скрываем, — выручает его грек. — это секретное захоронение, вы же понимаете.
— но вам, очевидно, можно доверять, — говорит армянин.
— главное, никому не рассказывайте, — говорит грек.
— мы туда больше никого не пускаем, — говорит армянин.
и вот они спускаются с марией михайловной в подвал, у нее перехватывает дыхание, и некоторое время она стоит в восхищении. вокруг трубы, старая лестница лежит, банки с краской.
через семнадцать миллисекунд она вытаскивает из сумочки старый телефон.
— я сфотографирую, — говорит она, и это не вопрос.
грек с армянином молча переглядываются.
— если можно, без вспышки, — говорит армянин.
и вот знаете, я вообще-то флегматик, у меня темперамент живой рыбы из «седьмого континента», на людях я еще как-то держу лицо, а оставшись в одиночестве, закрываю глаза и засыпаю.
но, кажется, первый раз в жизни я повесил трубку и пару минут смеялся, один, в пустой комнате.
это — амстердам
рассказали, кстати, как простой русский человек дошел до просветления в рамках одной турпоездки.
амстердам. бар. в баре сидит человек из нижнего, условно, тагила и делится со случайными русскими знакомыми своими впечатлениями от местных музеев и прочего делирия.
начинается все предсказуемо.
— а вот эти вот, — говорит наш герой, — пидоры. гейропа чертова. при детях в губы сосутся, спиной ни к кому не повернись. дали бы мне власти на два дня…
и тут он замолкает, обводит тяжелым взглядом присутствующих и внезапно произносит.
— но — понять можно. это — амстердам.
(тире в данном случае это паузы между словами.)
выпивает. вспоминает про квартал красных фонарей. тоже, в общем, не ок, кругом разврат, бабы страшные, а те, которые не страшные, — все наши, дали бы ему власти на два дня. и снова пауза, тяжелый взгляд.
— но — понять можно. это — амстердам.
и так два часа. возмущение, ярость, принятие. возмущение, ярость, принятие.
мне кажется, наш соотечественник на ощупь нашел очень правильную формулу, которая работает если не во всех, но во многих ситуациях.