На палубу всплывшей подлодки из открывшегося в рубке тёмного проёма, заметно сутулясь и прихрамывая, вышел худой, невысокий человек. «Сам командор на сцену пожаловал, сволочь!» — сквозь зубы процедил стоявший рядом Бронислав Устиныч — «Я тебе гад, Верманда не прощу!» Кранке всё так же демонстративно, без спешки захромал к своей странной пушке. От неё его отделяло не более двух десятков шагов. «Пособи ка мне, Вальдамир» — Устиныч изготовил свой уже проверенный в деле МГ- 42, расположив его ствол на планшире (горизонтальный стальной профиль) фальшборта, палубного ограждения левого крыла штурманской рубки. Я не заставил себя долго ждать и подскочив к боцману, (в душе восхищаясь собой) быстро поднял планку пулемётного затвора и вставил в него новую ленту с патронами из приготовленного заранее цинка.
Кранке уже почти доковылял до своего уродливого «водомёта», но в двух шагах от него остановился и повернув голову в нашу сторону замер. Как говорится: «Предчувствия его не обманули!» Гордость Вермахта, «Циркулярная пила Гитлера», немецкий пулемёт МГ-42, больно ударив по нашим измученным перепонкам, изрыгнул огнём короткую, смачную очередь. Но командор «Брунгильды», не дожил бы до своего почтенного возраста, не будь он так чувствителен к опасностям. За какую-то долю секунды до того, как боцман нажал на гашетку он с ловкостью юноши метнулся под прозрачный щит, ограждавший палубное орудие. Скорее всего на подлодке решили, что пулемёт находился на борту взорванного баркаса и именно погибший Вард орудовал им, расчищая от мин проход для нашего «Жуковска». Этим и объяснялась вальяжная неторопливость старого садиста, который видимо собирался тряхнуть стариной, самолично расправившись с беззащитным траулером и его экипажем.
О случайных свидетелях он мог не волноваться, поскольку на этой стороне острова в радиусе 12 миль не наблюдалось ни одного судна. Хромец встал во весь рост за прозрачным щитом и чёрное, короткое дуло качнулось вправо и чуть вверх, нацелившись точно в середину нашего капитанского мостика. Я, как говорят: «почувствовал звон тишины», так наверное слышит за секунды до залпа свою приближающуюся смерть, стоящий с завязанными глазами у расстрельной стены. Но наш бравый, усатый пулемётчик ударил первым. Длинная очередь полоснула по пуленепробиваемому стеклу, не оставляя следов и не причиняя ему вреда, но видимо рука Кранке, наводившего орудие всё-таки дрогнула. Воронёное дуло дёрнулось чуть вверх и с несолидным звуком, напомнившим выстрел пробки из бутылки с Шампанским, плюнуло огнём в нашу сторону. Устиныч зычно рявкнул: «Ложись!» — и первым бросился выполнять свою команду, увлекая за собой и меня.