— С большим сожалением я вынужден сообщить о принятом решении направить тебя одного без Лауры на работу в архивный отдел внешней разведки… Если же ты не согласишься с таким предложением, то будешь устраиваться куда-то сам… Без нашей помощи… Мы мешать тебе в этом не будем…
Иосиф посерел, в висках застучало. Он никак не ожидал услышать такое. Поникнув головой, Григулевич сквозь зубы процедил:
— Ничего не понимаю. То ли ты шутишь, Виталий Григорьевич, то ли нет? Хорошо, конечно, когда люди начинают разговор с шутки, которая помогает им ближе сойтись.
Павлов мягко улыбнулся и, не глядя на Григулевича, твердо ответил:
— Да нет, не шучу! Ты должен понять, Иосиф, что у тебя есть два выбора. Один — остаться в разведке, но не на оперативной работе, а на вспомогательной, в архиве. Другой — уйти в запас по собственному желанию и самому устраиваться на работу. Хорошо сказал по этому поводу известный тебе поэт Николай Некрасов: «Средь мира дольного для сердца вольного есть два пути: взвесь силу гордую, взвесь волю твердую и определись, каким путем идти».
Григулевич окинул Павлова взглядом, исполненным крайнего скепсиса. Его охватила тревога и страх, подобные тому, который испытывает человек, когда на него направлено темное дуло пистолета. Переходя опять на «вы», он с раздражением бросил:
— На каком основании вы отстраняете меня от работы «в поле»? Вы же только что говорили, что я честно и успешно работал невероятно длительное время для разведчика-нелегала, что я ни разу не был скомпрометирован и раскрыт… Так в чем же дело, Виталий Григорьевич? Почему вы отстраняете меня и Лауру от оперативной разведовательной работы, которая являлась делом всей нашей жизни?..
Павлов, глядя на дно выпитой чашки кофе, молчал: он прекрасно понимал, что совершенно бессмысленно пытаться приводить ему какие-либо доводы.
— Все, о чем вы говорили мне сейчас, я воспринимаю как бессмыслицу, — заметил Григулевич. — Скажите правду, чем вызвано решение о переводе меня в архивную службу?
Павлов продолжал молчать.
Это еще больше возмутило Иосифа Ромуальдовича, ему стоило немалых усилий, чтобы взять себя в руки и не заразиться лихорадочным состоянием обиженного молодого человека.
— Я задал вам, Виталий Григорьевич, уже не один вопрос, но вы почему-то не хотите отвечать? Так скажите, почему?
«Действительно, во всем этом есть что-то идиотское, — думал Иосиф. — Такое решение не укладывается ни в какие рамки… Ни в логику, ни в здравый смысл… Работа признана положительной, и вдруг иди в архив?.. Может, слишком много навербовал я в разных странах и слишком часто рисковал? А может, излишне много прожил чужих жизней за кордоном?.. Нет! — мысленно ответил он самому себе. — Коли не попал я под колпак и остался неразоблаченным, значит умел правильно мыслить и действовать. Поэтому успокойся и расслабься. И хватит, наконец, перебирать всякие «а может». Будь хладнокровнее и веди себя как разведчик-нелегал с крепкими нервами…»