— Извини, Иосиф, если я обидел тебя своим неудачным сравнением. Поверь, я глубоко уважаю тебя и ценю как талантливого человека и блестящего разведчика-нелегала… Лично я считаю тебя асом нашей внешней разведки.
Что говорил дальше полковник Павлов, Григулевич не слушал: он вспоминал и размышлял о больших и малых несправедливостях в своей жизни. «О, Господи! Сколько раз я рисковал собой и женой в разных странах мира, работал, не зная отпусков, сразу в трех направлениях — коммерческом, дипломатическом и разведывательном. И что в конце концов получил за все это? Ничего! Выжали, что могли, а теперь, как корку лимона, выбрасывают на помойку. Надо же, потерял в один день все — и работу в разведке, и пусть не громкое, но все же известное в дипломатическом корпусе имя и должность дуайена стран Центральной Америки… Да и в коммерции я тоже был не последним человеком. Теперь все это похоронено…»
В этот момент ему казалось, что под ним разверзлась земля и он летит в бездну. Тут он встрепенулся и задал вопрос:
— Скажите мне, Виталий Григорьевич, кто дал вам указание провести со мной эту беседу?
Павлов, встревоженный таким неожиданным каверзным вопросом, не знал, что и ответить. Потом чуть слышно произнес:
— Александр Михайлович Коротков.
Несколько секунд Григулевич задумчиво молчал, потом вдруг оживленно заговорил:
— Я где-то читал, что у эскимосов, когда их соплеменник становится староват для того, чтобы охотиться или ловить рыбу, его сажают на льдину и отправляют в открытое Гренландское море, где он замерзает или становится жертвой белого медведя. Первобытная жестокость, не правда ли?! Вот также безжалостно вы вышвыриваете и нас с Лаурой из разведки! А ведь мы могли бы еще с большой пользой для страны работать. Мне, например, всего сорок лет. — Каждое его слово шло из глубины души, и выражение лица подтверждало это. — Вот и передайте мою байку об эскимосах товарищу Короткову. И скажите ему прямо, что он и все те, кто принимал решение о списании меня с Лаурой в архив разведки, совершают большую ошибку…
Павлов в ответ кивнул:
— Я очень сожалею, что твои слова не слышат сейчас Серов и Коротков! Было бы очень хорошо, если бы они услышали это от тебя самого…
Но Григулевич не среагировал на его реплику, он вдруг почувствовал, что у него еще сильнее начинает болеть голова, и потому надолго умолк.
Павлов, решив сменить тему разговора, спросил:
— И чем ты думаешь теперь заниматься?
Иосиф несколько раз передернул плечами.
— Своим сообщением вы поставили меня в очень трудное положение. У меня даже и в мыслях не было раздумывать, чем дальше заниматься. Я был уверен, что моя нелегальная разведывательная деятельность будет еще долго продолжаться «в поле». Пока я не знающем буду заниматься. — И он глубоко задумался. Понимая, что теперь предстоит играть до конца жизни одну лишь роль — роль настоящего Иосифа Григулевича, он испытал настоящий легкий шок.