— Хотите на здоровье. Лишь бы не брали… Терентий, надо порядок в кабинете наводить. Серьезнее пора становиться. Не школьники уже.
— Верно, — согласился я. — Это не школа. Это — детский сад.
— А, — обреченно махнул рукой Романов. — На. Прилепишь на видном месте.
— Где взял? — спросил я.
— Купил, — улыбнулся Романов.
«Перечень выражений, запрещенных в кабинете начальника:
— Первый раз слышу.
— Звонил — не дозвонился.
— Искал, но не нашел.
— Заходил, но вас не было.
— Это было до меня.
— А я думал…
— А я докладывал.
— Наверное, команда не прошла.
— А мне никто не говорил.
— А почему я?
— Не слышал.
— Не знаю.
— Не передавали.
— Хотел как лучше.
— Я хотел, но не получилось.
— Я хотел доложить, но вас не было.
— Я сказал, а он не сделал.
— Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).
Начальник отдела».
Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:
«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».
— Это чего за настенная агитация? — заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» — то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.
— Распоряжение начальника, — многозначительно произнес я.
— Ну вот. А Машу с «Уралмаша» отодрали, — обиделся Арнольд.
Маша с «Уралмаша» — это голая девка с плаката «Плейбоя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД — человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской армии:
— Что это за шлюха?! Отодрать и выбросить!
…Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.
Трахх, бах — грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:
— С верблюда свалился, дегенерат?
— Споткнулся. — Агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил: — Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!
Опять начиналась старая песня о главном.
— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.
— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!
— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.
— На меня уже косятся. А может, — он шмыгнул носом, потом приосанился, — может, меня убьют.
— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно.