— Здорово, — перебил я его. — И что дальше?
— В смысле? — не понял Грин.
— Что мне это даст? — пояснил я. — Всё это знание пыльной истории, засиженной мухами.
— Как что? — поразился Грин. — Ты же сам себе ответил — знание!
— Знание на хлеб не намажешь, — отрезал я. — Тем более, когда оно гипотетическое и не имеет практической пользы. Запомни, Грин, когда-то один прекрасный человек сказал: "Человек должен быть умным в меру, а мудрым по существу…". Я с ним согласен в этом — знание нельзя бездумно накапливать лишь с целью его накопления, оно должно работать, приносить благо, пользу…
Я замолчал, невольно высказав то сокровенное, которое берёг ото всех — свои мысли, о которых не догадывалась и половина людей, общающихся со мной, — увы, побочный эффект моего способа быстро подлизаться к человечеству и заставить его себя любить. Я умолк, потому что не хотел, чтобы кто-то другой мог знать, что я умею соображать и красиво излагать свои мысли под настроение. Грин, впрочем, надо отдать ему должное, тактично промолчал, сделав вид, что не заметил, не услышал… Ну и ладушки…
— Атлантида… — проворчал я, смотря под ноги и бросая периодические взгляды на спокойную гладь моря.
— Город Солнца, — уточнил Грин, — столица Атлантиды… Знаешь, Андрей, разговоры разговорами и туда же в ту компанию размышления на отвлечённые темы, но я бы советовал тебе поторопиться. День, в котором ты сейчас находишься, он…
— Что? — спросил я, настораживаясь.
— Он стал последним для Атлантиды, — вздохнул Грин. — Задолго до этого дня знания группы "богов", которая благоустраивала Солнечную систему, были надёжно укрыты в Египте, Месопотамии, Шумере и Южной Америке, поэтому гибель ещё одной базы не стала для них величайшей трагедией.
— Что произошло? — перебил я его, зная, что Грин на тему секретов и загадок истории может трепаться до бесконечности и ничем кроме хамства с этой накатанной дорожки его не собьёшь.
— Всё как всегда: создания взбунтовались против создателей, — пояснил Грин. — Атланты подчинялись бинарной логике, в этом было их преимущество и недостаток одновременно, а вот в людей — своих созданий — они вдохнули иррациональную логику, то что потом квазисвятошами было названо интуицией. Посмотри на город, Андрей, — я послушно поднял глаза и вдруг с отчётливой ясностью понял, что же мне мешало, когда я смотрел в первый раз, что портило картину, что досаждало глазу как соринка на ресницах: город горел, это чудо внеземной архитектуры пылало и дымило множеством пожарищ и дымов, многие здания были разрушены, а то, что я принял за чёрную полосу вспаханной земли у городских стен, оказалось шевелящейся массой людей, которая шла жечь, убивать, грабить; я перевёл взгляд на море и вдруг увидел качающиеся на волнах деревянные коробки, с которых высаживались команды воинов, чадящие дымы над Золотой гаванью и портом, горело всё, казалось, даже пылало море, но… гордо и непоколебимо среди всего этого пожара как истинный исполин духа возвышалось гигантское строение, напомнившее мне дворцы-цитадели минувших эпох; гордо стоял он, не собираясь сдаваться, сражаясь и отбиваясь до последнего. — Ты видишь последние его часы. Атланты уже ушли из него, тела их погружены в анабиоз и спрятаны под пирамидами и в Тибете, осталось лишь несколько их особо приближённых, которые знают о той угрозе, что идёт от восставших, имеют краткий приказ, который они обязаны исполнить даже ценой жизни.