Как могло вырваться это слово? Розамунда набросилась на него, как если бы это был реальный противник, вышвырнула из мыслей, из сознания. И, как загнанный в угол зверь, приготовилась без колебаний принять тяжкий гнет скопившихся против нее улик.
Потому что ее сон и исчезновение Линди перестали быть простым совпадением. И в найденной сумке и грязных туфлях загадки больше не было. А было вот что — она в самом деле ездила в Эшден в тот злополучный вторник. И в самом деле звонила свекрови, потому как сказала же Нора, что видела Розамунду на платформе «с подругой». И нечего прикидываться раздосадованной из-за того, что не удалось выведать у Норы подробности — с кем она ее видела, на какой платформе, в какое время. Ответы известны. Подруга — Линди, платформа — в сторону Эшдена, время — днем во вторник.
А теперь тело возле путей… До чего ж она была уверена еще сегодня утром, что туман никак не стыкуется с ветром и звездами из сна! Успокоила себя мыслью, что в такую ночь и на вершине скалы ветра нет и звезд не увидишь. Какие скалы?! Какие звезды?! Рокот моря — это громыхание мчащегося поезда, оглушившее, когда распахнулась дверь, и дикий ветер с ревом ворвался в купе[9], и замелькали перед глазами мириады искр и огней, и одно легкое движение руки, почти незаметный толчок… Большего и не требовалось. Если захватить жертву врасплох, много сил не нужно…
Какое-то смутное и страшное воспоминание на долю секунды вспыхнуло в сознании и пропало, оставив после себя дрожь во всем теле и жуткую, как от сокрушительного удара, головную боль.
Внутри все одеревенело, застыло. Она едва заметила, как вернулся Джефри, как, оторвавшись от домашнего задания, спустился Питер. Машинально подала им рагу, пюре и яблочный пирог. О чем говорили за ужином — хоть режьте, не вспомнить; а ведь, должно быть, о каких-то обыденных вещах, и она тоже принимала участие, поскольку ни муж, ни сын не бросали на нее недоумевающих взглядов и не спрашивали — в чем дело?
О чем они оба думают? Интересно ли им, о чем думает она, когда неслышно двигается по кухне, меняет тарелки, ставит перед ними еду? Никогда прежде Розамунда не чувствовала такого одиночества, словно она незаметно перенеслась в какой-то богом забытый угол, в страну, куда за ней никто не последует, потому что границы закрыты.
Но долго в таком состоянии не побудешь — грязная посуда и все остальное не дадут. Когда последний стакан был вымыт и убран на полку, а полотенце повешено на крючок, Розамунда, к собственному удивлению, обнаружила, что снова общается с Джефри — натянуто и невесело, но странным образом по-доброму. Когда они вышли из кухни и направились в гостиную, Джефри обернулся к ней и начал: