– Да, ваше величество, эта мера позволила бы в случае войны быстро создать костяк новых контрразведывательных структур – армейского и фронтового звена…
– А зачем нам все это? Ведь Генеральный штаб в лице генерала Янушкевича заверил меня, что война будет достаточно маневренной и скоротечной. Полный разгром немцев произойдет в ходе нескольких крупных сражений уже в 1914 году. И поэтому, по его словам, роль контрразведки сводится в этот период в основном к защите секретных мобилизационных планов, стратегических и тактических замыслов проведения боевых действий, особенно на начальном, решающем этапе войны. А раз так, то к чему и огород городить? Зачем зря тратить казенные деньги на создание ваших отделов в корпусных и армейских штабах?
Прекрасно понимая, что царя ему не переубедить, Баташов все-таки предпринял еще одну попытку, представив, казалось бы, самые веские свои доводы:
– Ваше величество! За последние месяцы германская и австрийская разведки активизировали свои действия в царстве Польском. Мы даже не успеваем регистрировать вражеских агентов. Уже сегодня нам остро не хватает людей…
– Ну, это ничего. Я пошлю телеграмму своему другу Вилли, чтобы он попридержал своих вояк. Только и вы постарайтесь не обижать наших германских соседей. А о вашем прожекте я больше и слышать не хочу!
Царь вышел из-за стола и, пройдя мимо Баташова, остановился у окна. Поправил китель.
– По приезде в Варшаву, если вас не затруднит, проинспектируйте мои охотничьи угодья под Скерневице. Я отправлю управляющему телеграмму… Хочу поохотиться там с Николаем Михайловичем. Кстати, вы знаете, что мой двоюродный дядя собирает материалы для своей новой книги «Наблюдения по охоте на диких гусей», в которую должны войти и фотографии с нашей предстоящей охоты? – Царь цедил слова, словно через ситечко, выжимая их из себя всем корпусом, головой, плечами и особенно руками – то и дело крутя ими пуговицу или засовывая их под ремень.
– Я знаю, что великий князь Николай Михайлович заядлый охотник и известный ученый и литератор, – решил Баташов польстить одному из неординарных Романовых, но его слова вызвали у царя неприкрытое раздражение.
– Во время охоты в нашем имении «Спала» весной 1912 года я настрелял больше тысячи уток и другой живности, а он всего-то сотню. Да к тому же идею написать про утиную охоту тоже подал я.
«Теперь мне понятно, – подумал про себя Баташов, – почему Королевский лес опустел. Теперь уж точно, никакой лесничий не загонит обратно распуганных опустошительной царской охотой зверей».
Царь, рывком поправив ремень и остановившись у окна, задумчиво глядел на шпиль Адмиралтейства.