Но оказалось, что Клейтон поступил опрометчиво, ибо, потерпи он еще хотя бы несколько дней, стал бы свидетелем того, как знаменитый писатель Артур Конан Дойл чуть свет явился в особняк Мюррея в сопровождении Уэллса и его жены. И разумеется, агента заинтриговал бы столь неурочный визит, и он непременно последил бы за писателями по крайней мере еще какое-то время и увидел бы, что они посещают лавки, торгующие карнавальными костюмами, покупают грифельные доски и тайком посещают Брук-Мэнор. Не оставил бы Клейтон без внимания и спиритический сеанс с участием Великого Анкомы, а потом, само собой, помешал бы человеку-невидимке расправиться с Баскервилем. Короче говоря, тогда события могли бы принять совсем иной оборот.
Но, к сожалению, Клейтон совершил непростительную ошибку. Поэтому агент страшно удивился, когда вскоре к нему в кабинет явились Уэллс и Конан Дойл и сообщили о смерти Баскервиля. Стоит ли говорить, что для агента новость стала страшным ударом. Мало того, по словам писателей, убийца был невидимым, и Клейтон понял: Злодей вернулся за книгой.
Так или иначе, но в эти дни полицейский сделал много открытий, одно удивительней другого. Правда, они только добавили вопросов к тем, что накопились у Клейтона за минувшие годы. Не об этих ли преследователях говорила миссис Лэнсбери, когда велела отдать книгу тем, “кто придет с Другой стороны”? А если да, то как их теперь найти? А если они, как и Злодей, захотят уничтожить “Карту хаоса”? В конце концов, ведь и они тоже были убийцами. Однако, если Баскервиль рассказал ему правду, то в мультивселенной, наверное, существует отнюдь не один Злодей, как не один Уэллс и не один Клейтон… Агент вздохнул. Книге, несомненно, угрожали всё новые опасности, а он по-прежнему не знал, кому должен ее передать.
Эти мысли неизбежно привели его к Валери де Бомпар. Как перестать думать о ней? Как отделаться от вопроса: а что, если во вселенной, состоящей из самых немыслимых миров, существует не одна графиня де Бомпар? Неужели Валери, которую он знал, явилась из другого мира? Это объяснило бы ее странную природу. Он вспомнил, как, увидев графиню впервые, испытал тревожное чувство встречи с чем-то необычным, с созданием, настолько поразительным, что оно просто не могло принадлежать к окружавшей их вульгарной действительности. Сердце Клейтона болезненно сжалось, стоило ему представить несчастную девочку, заблудившуюся в до ужаса чужом ей мире. А потом графиню покинул единственный человек, который по-настоящему ее понял. В довершение бед несколько лет спустя Валери влюбилась в него, глупого и тщеславного агента полиции, а он в первую очередь желал разгадать ее тайну, потому что – как она же сама ему и объяснила – это была самая глубокая из всех существующих форм обладания. Тем не менее в многоцветье возможных миров имелся один, где они были счастливы, где Валери оставалась живой и была вовсе не чудовищем, а частью волшебной и великодушной реальности, хотя он мог посещать эту реальность только во сне.