, но он сумеет держать ее под контролем. К тому же Уэллс гораздо лучше владеет ораторским искусством, чем старик. Если на него снизойдет обычное вдохновение, он без труда выйдет победителем. Да и без всякого вдохновения тоже. Биолога беспокоило только одно: как бы оппонент не пустил в ход один из тех силлогизмов, которыми часто приправлял свои выступления, желая воздействовать на публику. Но Уэллс надеялся, что нынешние зрители не дадут себя ослепить столь пошлым фейерверком.
Уэллс ухмыльнулся. Он искренне верил, что его поколение – самое значительное из всех, что до сих пор появлялись на земле, ведь, в отличие от предыдущих, оно держит в своих руках будущее рода человеческого. Решения, верные или нет, которые будут сейчас приняты, повлияют на судьбу грядущих веков. Вот такая роль выпала на долю его современников. Трудная роль. Тем не менее Уэллс всякий раз испытывал восторг при мысли, что ему довелось жить в столь важный исторический период. И если все пройдет удачно, этот вечер накрепко впишет его собственное имя в Историю.
– Да, я хочу победить, Джейн, но движет мною отнюдь не тщеславие, – неожиданно заявил он. – Просто я верю, что моя теория верна, к тому же мы не можем терять время на проверку его гипотезы.
– Знаю, дорогой. Что бы я ни думала о твоем характере, тщеславным ты мне никогда не казался, – солгала она. – Но, возможно, найдутся средства и на то, чтобы реализовать оба проекта. Выбирать один из двух – слишком рискованно. А если мы ошибаемся…
Джейн не закончила фразу. Уэллс тоже ничего не сказал в ответ. Если его проект победит, ошибки не произойдет. В этом он был совершенно уверен. Хотя порой, особенно по ночам, глядя из окна своего кабинета на сияющий огнями огромный город, Уэллс задавался вопросом: а вдруг они, несмотря ни на что, все-таки заблуждаются, а вдруг их мир, где поиск Знания ставится превыше всего и где этот поиск правит всем и стал всем, на самом деле не лучший из миров, которые возможно было построить? В такие минуты слабости, как сам он их называл уже при свете дня, Уэллса тешила мысль, что Неведение, пожалуй, предпочтительней Знания. Лучше было бы, пожалуй, позволить природе и ее законам по-прежнему оставаться тайной за семью печатями и лучше было бы по-прежнему верить, что появление кометы предвещает смерть королей, а кроме территорий, попавших на карты, существуют и другие, где водятся драконы… Однако Церковь Знания, храм которой находился в Лондоне, полновластно управляла жизнью человека. Это была единственная религия на планете – вера, намертво соединившая в одну общую дисциплину философию, теологию, политику и все прочие науки. Человека с самого рождения нацеливали на то, что надо полностью расшифровать творение Создателя, надо непременно понять, как действуют любые его механизмы, как оно было задумано и какого рода силы поддерживают и обеспечивают его целостность. А еще им внушали, что они должны раскрыть загадку собственного существования. Единая религия заставила людей превратить поиск Знания в смысл жизни, и в своем неуемном стремлении докопаться до разгадки всех тайн, которые прежде так украшали мир, человек сумел-таки приподнять роковую завесу. Что ж, возможно, сейчас пришло время дорого заплатить за эту дерзость.