Машина пошла вверх, будто по дну огромного оврага с крутыми высокими стенами. Маша так волновалась, когда неделю назад они этой же дорогой пытались вернуться в ее прошлое, что Матвею стало смешно смотреть на нее. В себе он не находил щемящей тяги к северному городку, где родился. И когда мать увезла его сначала на Урал, где жила ее сестра, а потом в Сибирь – ни к кому, в неизвестность, он воспринял эти перемены, не протестуя и не сожалея. Хоть и радости тоже не было, ведь мать очень нервничала, собирая вещи, и кричала, именно его обвиняя во всем, о чем Матвей тогда и понятия не имел.
Трамвайная линия пунктирными, солнечными вспышками указывала путь, Матвей то и дело косился на нее, вспоминая, как Маша рассказывала: они с друзьями ходили по этой линии на речку… Может быть, вон та черная шпала где-то в глубинах прочной, деревянной памяти хранила след той девочки с пушистой головой, которая временами становилась особенно заметна. Все эти измышления были надуманны и сентиментальны, но самого себя Матвей не стыдился, а делиться ими не собирался ни с кем.
Мысль о ком-то, от кого следует по-тютчевски таиться, казалось, только мелькнула в сознании, но в ту же секунду материализовалась: он увидел Стаса, откровенно мерзнущего на остановке. Мальчик возник в поле зрения так неожиданно, что Матвей не успел среагировать и пролетел мимо. Притормозив, он развернулся, ведь Стас намеревался ехать в обратном направлении.
– Эй, привет! Садись.
От неожиданности Стас узнал машину не сразу, потом, наклонившись, заглянул в распахнутую дверцу:
– Это вы?
– Садись, – нетерпеливо позвал Матвей.
С улицы тянуло таким холодом, что даже самый упрямый мальчишка не смог бы отказаться от помощи. Зима вымораживает гордость, этот закон Матвей вынес из своего северного детства.
– Ну ладно. – Стас забрался в машину, не забыв придать лицу независимый вид, но в тепле по-детски влажно втянул носом.
Матвей улыбнулся, не глядя на него:
– Тебе домой? Ты как здесь оказался?
– Я у бабушки ночевал, – Стас заметно смутился, сказав так, ему показалось, что это прозвучало как-то по-детсадовски. И пренебрежительно добавил: – Надо же кому-то ее проведать. Мишка не может.
«Маша не познакомила меня с матерью?!» – это ударило так, что Матвей едва не выпустил из рук руль. Через несколько секунд отпустило, и он додумался спросить:
– А эта бабушка… Чья она мама?
– Папина, конечно, – сквозь зубы отозвался Стас, откровенно не расположенный к беседе. – Мамина же во Владике.
И все тут же сложилось в картинку настолько ясную, что было непонятно, как Матвей мог забыть Машины переживания о том, как родители переехали поближе к ее младшему брату, чтобы помогать его семье, пока он в плавании.