— Ты лентяй.
— Лучше лентяй да с мозгами в голове, чем покорный остолоп, которого можно погнать на край света, — парировал Кир и вдруг встал из-за стола. — Пардон, надеюсь не совершу страшной ошибки, если вынуждено оставлю вас наедине на несколько минут. Надеюсь, хоть в их нужнике не плещется рыба…
Марк скривился, провожая взглядом удаляющегося Кира.
— Чем дальше от дома, тем он несноснее, — пожаловался он, разливая вино по бокалам. — Интересно, это особенность всех чародеев?
— Сомневаюсь. Скорее, чем дальше от дома, тем неувереннее он себя чувствует. А Кир терпеть не может чувствовать неуверенность.
— Да, это его черта.
— И не самая плохая.
Мы засмеялись и чокнулись бокалами.
Вечер настраивался. Точно огромный оркестр, целый день фальшиво и безжалостно пиливший инструменты, вдруг нащупал нужную ноту и, сперва неуверенно, но все настойчивее задевал ее. Ресторан уже казался не так уж и плох. Я даже стала находить некоторое очарование в его уютной тесноте, в неуклюжих скрипящих столах, в засиженной мухами скатерти и столовых приборах из потемневшей от времени кости. И полумрак уже не досаждал, он укутал меня точно мягкая шаль, перестал быть зловещим и холодным. Выпитое вино отдалось жаром в лице, я чувствовала, как запылали щеки, как мягко и приятно поплыло что-то в груди.
«Ты не ела целый день, — сказала я самой себе, — от одного бокала раскиснешь. Прекращай — время спать».
Но строгий приказ не подействовал — впервые за долгое время. Весь прошедший день навалился на меня, потянул вниз, закружил голову. Прогулки по темнеющему городу в одиночестве, девять жутких неподвижных фигур, слякоть под ногами… Хотелось тепла, вина — и еще чтобы можно было облокотиться о что-то твердое, например, о плечо Марка. Чтоб мир стал тихим, послушным и постоянным, хотя бы не надолго.
«Это все его улыбки, — сказала я опять сама себе, — ты всегда была провинциальной дурой, а он всегда был милым мальчишкой. Только не увлекись своими каникулами, ладно?».
— Таис… — Марк снова наполнил бокалы. Я забыла, что собиралась ограничиться одним. — Можно вопрос?
Мерещилось мне — или и Марк сейчас выглядел иначе? Зыбкий свет ламп тронул его профиль, размыл черты, одни лишь глаза оставались прежними — зелеными и ясными, как неоправленные изумруды, смоченные дождевой водой. Может, на него так действует вино? Раньше не замечала…
— Да?
Марк усмехнулся — но не смущенно, как-то по-новому.
— Зачем вы работаете у Христо?
Вопрос был неожиданным. Я ожидала чего-то другого. И даже испытала некоторое разочарование.
— Я… Какой странный вопрос. Я работаю потому что… — этих «потому что», которых я раньше могла перечислить навскидку добрый десяток, вдруг не оказалось под рукой. Под воздействием винного флера все они куда-то запропастились, растаяли, оставив меня сидеть с глупым лицом и едва отпитым бокалом в руке. — Потому что это моя работа. Это моя специальность.