Озарение, осознание, облегчение…
— Нокс! — Эреб вскочил и со скоростью, которой и сам комтур Макс позавидовал бы, бросился к двери в архив. — Нокс! Я так ошибался!
Старые пергаменты полетели в стороны. Хранитель судорожно искал.
— Да где же это? Нокс! Где теория этого грека, комедии он еще непристойные писал. Как же его? Нокс! Давай, ты потом характер свой покажешь, я попрошу прощения, я буду долго его просить. Нокс, пожалуйста.
Из недр архива послышалось тихое «мяу». Кошка нашлась в самом пыльном углу. Она сидела рядом с валяющимся на полу томом и меланхолично вылизывалась. Верхняя полка щербилась темным проёмом.
— Умница ты моя, нашла! — Эреб поднял увесистую добычу. На обложке потемневшими буквами значилось «Аристофан».
Страницы зашелестели. Быстрее, ещё быстрее. Будто и пальцы уже за ними не поспевали.
— Вот же! И как я мог забыть! «Хаос — воздушное пространство между небом и землей». Ты понимаешь, Нокс?
Левое ухо интересовало Нокс куда больше, чем проблемы мироздания. Не отвлекаясь на Эреба, кошка продолжала методично тереть ухо лапой.
— Это слой, озоновый слой! — Хранитель был крайне возбуждён. — Видимо, мы пропустили появление особо крупной дыры. Хотя, нет. Дыра — это мелко. И так весь слой как решето. Там, похоже, уже глобальный разрыв, с которым бы люди не справились. А может, и не пропустили, я-то не слежу.
Эреб давно так не волновался. Вот разве что, когда Макса в первый раз увидел. Хотя нет, несравнимо.
— Нокс! Это же радиация, это уже не вопрос одного-двух континентов. А девочка разливает «хаос»! Не в современном понимании, а в том, древнем. Если уж я забыл, то остальные и подавно. Она не разрушает мир, она его лечит. Понимаешь? Латает эту дрянную атмосферу. Она же их всех спасает. Но мрак? Если и здесь не то значение…
Хранитель смотрел на древнюю страницу. Там остался кровавый отпечаток. Надо же, как сильно Нокс оцарапала. Эреб повернул ладонь вверх. Капли крови в складках кожи. Он понял.
— Это кровь, милая! Понимаешь? Мрак! Она же моя… Она наша… Иррумабо!
* * *
Голубой столп, бьющий из чаши Окуляра, светился холодным светом. В этом мерцании Соня стала похожа на фарфоровую куклу с белой, почти прозрачной кожей. Гравитация так и не заработала, и капли крови из ран на руках не падали на землю, а поднимались тонкой струйкой. Шелковые алые ленточки крови. Струйки тянулись к столпу, вплетались в него. Была во всём этом какая-то своя, болезненная красота.
Крик исчез, а с ним пропала и сила, удерживающая всех на месте. Тим первым рванул к сестре, чтобы… Что именно «чтобы», он не думал. До Сони оставалось не больше метра, когда Тимоха уперся в стену. Прозрачную, но от того не менее прочную. Он бил кулаками, ногами. Всё бесполезно.