Едва завидев чужаков, местные подняли гвалт, замахали руками, забегали. В итоге окружили со всех сторон, угрожающе выставив оружие. Кто-то держал охотничье ружье, кто-то лук с натянутой тетивой, кто-то и вовсе топор или кол. Аборигены смотрели враждебно, но без ненависти. Скорее, в глазах их читался страх. Мужчин и женщин поровну, все примерно одного возраста, лет тридцати-сорока, едва ли старше. Все, включая детей, увешаны фенечками, амулетами, побрякушками, в волосы вплетены разноцветные полоски, перышки, цветы и Перун знает что еще. Многие носили на голове обручи, типа, древние славяне. В общем, фрики на вольном выпасе.
Пауза затянулась, требовалось что-то сказать. Праник и брякнул первое, что пришло на ум:
— Азъ есьм… Житие мое…
Несколько секунд присутствующие недоуменно хлопали ресницами, а потом грохнули взрывом хохота. Обстановка разом потеплела, тетива ослабла, ружья глянули в землю.
— Это не бандиты, — вперед выступила высокая стройная женщина. — Вы же не бандиты?
— Не, — Праник качнул головой, — не бандиты.
Гостей усадили к костру, на огонь отправилось черное видавшее виды ведро, в которое густо полетели пучки трав.
— Чай будем пить, — обнадежила женщина.
Звали женщину вполне себе нормально: Милой. Не Милославой, не Радомирой и не Кленой, как можно было предположить относительно окружающего антуража. Имени своему она вполне соответствовала: личиком симпатичная, голос — низкий приятный. При всем при прочем впечатление кисейной барышни Мила не производила. Сможет, поди, и землянку вырыть, и шкуру с зайца снять, и ножиком с берестяной рукояткой, что висит на поясе, воспользуется, если нужда встанет. В общем, Праник бы с такой в разведку сходил.
Мужчины с уважением косились на автомат, женщины — на Праника. Постепенно завязался разговор.
Они пришли сюда давно, едва отполыхали зарева пожарищ. Пришли строить новый мир — прежний рухнул. Компания чокнутых ролевиков. Забрались в лес поглуше и основали «городище». Решив жить сообща, помогать друг другу, растить детей. Ну и, как в анекдоте: поначалу было трудно, потом стало немного тяжелее. Некоторые ушли, не выдержали. Но, как ни странно, община выжила. Несмотря на скудный рацион, холодные зимы и скуку, местами переходящую в смертную тоску. Видеть одни и те же лица на протяжении долгих лет — то еще испытание. Растили чахлый огородик, собирали и ловили все, что можно зажарить, сварить или сожрать сырым. Грызунов кушали, лягушек, змей, ежиков, жуков в личинках и вставших на крыло, певчих и не очень птиц, мелкую рыбешку. Время от времени удавалось разжиться и дичинкой. Из не же тачали одежду взамен старой, разлезающейся в лоскуты. Кому шкурок не досталось, конструировали наряды из капроновой мешковины и содранного, когда бы не с автомобильных сидений, «кожзама».